Последняя арена Тигрис (СИ)

========== 1. Фора для аутсайдера. ==========

«Хвала Тебе, Наставник, » — яркой вспышкой промелькнуло в голове Цецелии, когда она увидела игровую форму в подготовительной комнате стартового комплекса. Она состояла из двух предметов: розовой майки и недлинных шортов светло синего цвета. Кроме ещё нижнего белья трибутам не предлагалось больше ничего…

В тот же самый момент её отпустило оцепенение, в котором она была все последние дни, а может быть и недели, с того самого момента, когда Доната выкрикнула её имя на центральной площади Восьмого дистрикта. Словно кто-то, как во время священного Отмывания, вылил ей на голову ведро ледяной воды, отогнав окутавший со всех сторон морок, до той поры сковывавший все её движения и заставлявший видеть всё вокруг через какую-то мутную пелену… Чем она могла прогневить Наставника, что сделала не так, где преступила его Учение, и Он отправил её умирать? Ведь доселе, как говорила Корнелия, рука кураторши ещё ни разу не касалась имён верных, вброшенных в стеклянный шар. Разве я стала неверной, разве я заслужила такой конец…? Такие мысли полностью подчинили себе Цецелию уже тогда, в день Жатвы, лишив её всякой воли и желания делать хоть что-то, полностью смирив её с печальной неизбежностью.

— Никогда я ещё не видела таких трибутов, — удивлённая до глубины души Доната делилась своими соображениями с Индиго, Победителем от Восьмого и ментором, — она совсем не хочет жить…

Началось в поезде, продолжалось и потом. В Капитолии. За столом возьмет разве что какой-нибудь фрукт, пожуёт салата, запьёт обыкновенной водой, и то словно через силу, хотя дом её, как и все простые дома, сытостью и достатком не отличался. Других не разбудить по утрам, а эта, как рано ни зайдёшь, уже умыта, собрана и одета в тренировочный костюм. Но в центре подготовки от неё никакого толка. Забьётся в самый дальний угол и вяжет узлы. Хотя она же из ткацкого дистрикта. У неё не должно быть проблем с верёвками и тканью. Но она просто не хочет видеть ни профи в секторе единоборств, ни городских ребят в секторе огня или растений. Никого. Оружие в итоге так и не попробовала. Никакого. Своему земляку Динишу: «Привет — привет. Как дела? — Отлично.» Ни слова больше. И так со всеми.

Стилистке Лицинии и её подручным она позволила сделать с собой всё, что хотела амбициозная команда, не сопротивлялась и не дичилась, как многие другие. Но слова благодарности за работу, впрочем, Лициния не услышала, хотя постаралась, как только могла, избрав для Цецелии образ Пенелопы — «она ткала свои мечты»… рядом с которой «Храбрый Портняжка» Диниш казался заморышем.

Показ и интервью обернулись тем временем полнейшей катастрофой. На показе Цецелия встала на колени, закрыла глаза и что-то бормотала. Так, по крайней мере, виделось распорядителям её тихое моление Наставнику, чтобы послал ей поменьше страданий перед смертью. И они поставили ей единицу — самую низкую оценку за всю историю Игр… Разговорить необычную трибутку Фликерману не удалось. Несмотря на весь его опыт и многократно испытанные в деле приемы, он добился лишь пары односложных ответов. В остальном же камера фиксировала сомкнутые губы и печальные глаза, из которых вот-вот, казалось, польются слезы. (В эфир эти крупные планы, разумеется, не пошли…) Сам же Цезарь испытал давно забытое чувство облегчения, которое бывает, когда удаётся сбагрить неинтересное задание, результат коего оказался совершенно провальным, лишь только, пожелав девушке удачи, исключительно проформы ради, он отправил её за кулисы, выдохнул и переключился на более разговорчивого земляка…

— Влажный тропический лес? Джунгли? Остров в океане? Летняя степь? — гадала стилистка, теребя в руках странный комплект, который сложно было назвать одеждой, но Цецелия даже не пыталась слушать. Такая форма была её форой. Наставник её не бросил, Он с ней, и это Его воля, чтобы она оказалась здесь и выиграла во имя и именем Его. Вместе с Корнелией и подругами она освоила такое, чему не учили ни в одной академии привилегированных дистриктов. Она убежит от кого угодно, будь он трижды профи, только отнимите у него обувь. Убежит по раскаленным на солнце острым камням, по обгоревшему лесу, по разрушенному землетрясением городу и битому стеклу. Если уж удавалось убегать от обутых, сильных и прекрасно экипированных миротворцев во время их вылазок на встречи с Наставником, и обманывать преследователей, то от этих она точно убежит, скроется и обманет. А там посмотрим.

Вскочив на подъёмный диск и почти что приклеившись босыми ступнями к его гладкой, словно полированной пластиковой поверхности, девушка ощутила лёгкую дрожь. Но это была не её дрожь — её ногам передалась дрожь хитроумного механизма стартового комплекса, как будто это Арена испугалась одну из своих жертв. Цецелия приветственно махнула рукой стилистке и широко улыбнулась ей через опустившееся стекло, чем привела Лицинию, впервые увидевшую подопечную улыбавшейся, в состояние крайнего изумления.

Капсула поднималась навстречу золотистым солнечным лучам, сиявшим сверху из вертикального туннеля через прозрачный потолок. Вскоре голова девушки поравнялась с поверхностью залитой светом Арены, и её глаза тут же нашли сверкающий в сиянии небесного светила Рог Изобилия. И намного меньше мгновения понадобилось Цецелии, чтобы понять, отчего день кажется ей таким ярким — вся земля вокруг была покрыта снегом…

========== 2. “Претерпевший же до конца спасётся…” ==========

— Хвала Тебе, Наставник!

— Смотрите, к нашей отличнице возвращается вера!

— Нет чтобы порадоваться за подругу, Пэйлор! Лично я, так просто счастлива услышать это от Твилл…

— Корнелия! Пэйлор! Можете не галдеть! Обратный отсчёт начался!

— Зацените, какой она молодец, — именно в этот момент камера выхватила лицо Цецелии, улыбавшейся со своего стартового диска всему Панему, — только бы не забыла прокачать конечности… — не обращая внимания на реплику Твилл, продолжала тараторить Корнелия, — смотрите на остальных — они что-то кричат?

— К сожалению, на Арене возникли небольшие неполадки со звуком, — телевизор словно откликнулся на её вопрос голосом Клавдия Темплсмита, — мы надеемся решить их через несколько мгновений.

— Всё ясно! — категорично подытожила Корнелия, — Заглушают брань… К такому повороту не был готов никто… Представляю, какими словами сейчас поминают профи Капитолий, Сноу, Тигрис и всё подряд.

— Им же хуже, — бросила Твилл.

— Ты как всегда у нас права, Наставник раз и навсегда запретил ругаться.

— Да, Пэйлор, а ещё они быстрей растратят силы, которые им так нужны, — парировала та.

— Глядите, как её колбасит…!

Последнюю фразу произнесла Эмма, хозяйка флэта, дочка замглавного инженера швейной фабрики. У неё, в отличие от подруг, была в родительском доме своя маленькая комнатка с крошечным телевизором, ванна с горячей водой, несколько выходных платьев, совсем чуть-чуть капитолийской косметики и даже домашняя обувь, считавшаяся в их компании признаком непростительной роскоши. Задиристая Пэйлор в отместку за всю эту несправедливость использовала каждый повод, чтобы выпустить по адресу мисс Коттон целую обойму колких придирок, тогда как Твилл, напротив, держалась с Эммой с высокомерием обитательницы доски почёта, всего достигшей исключительно своим трудом и способностями. Но та, испытывавшая патологический страх перед Жатвой и надеявшаяся только на Наставника, всё равно изо всех сил тянулась к их группке, а Корнелия, со своей стороны, старалась со всей решительностью сглаживать любые трения между своими ученицами-сверстницами. Господину и госпоже Коттон не претило общение Эммы, хотя «босявки», как они их называли, были совсем из другого круга. Всё искупалось присутствием среди них Твилл, дружбой с которой их дочери они готовы были гордиться. Если только имя этой маленькой звёздочки не окажется в руках у Донаты, она сможет добиться максимума того, на что только способна девчонка её происхождения. Да и остальные были подстать: не курят, не выпивают, не сквернословят, со старшими и более состоятельными соблюдают хороший тон. Так что они не были против того, чтобы комната их дочери иногда служила для её подруг убежищем, и не скупились налить босявкам по чашке чая с печеньем.