Садовник, или Русские в Америке

Когда я смотрела архивные бумаги, имена мне говорили о знакомом и понятном: я ходила в школу с детьми этих людей. Помню, днепродзержинскому музею семья Брежнева передала памятные подарки ко дню рождения генсека. Приняли  - не отказались. Показали выставку, ненормально мажорную, "Пламенный борец за мир, за идеалы коммунизма". А потом услышали, что в столицах ославили Брежнева и его семью, отбирают ордена генсека, даже орден Победы, коллекцию оружия, машины, квартиру опечатали. Как говорила Галина Брежнева, "забирали все, что блестит". К сожалению, не нашли счетов в зарубежных банках и вилл в Испании или в горах Германии. (Не было у генсека размаха.) Так вот, услышав такое, организовали другую выставку  - из тех же брежневских подарков. И объясняли ее интересным образом. Во-первых, показать подарки позволила, мол, только перестройка и гласность. (Непонятно только, каким образом без перестройки и гласности в 1949 году в Музее изобразительных искусств представили народу подарки Сталину?!) Дальше утверждали, что, глядя на брежневские подарки, каждый обязан ощутить, что "застой воплотил в себе брежневские черты: примитивные, невзрачные времена, на два десятилетия затопившие серой краской страну". Музейщики были так изобретательны, что нашли хитроумные аналоги обычным подарочным вещам. Приветственный адрес в шкатулке с замочком оказывается неким элементом из сказки о Кащее Бессмертном. Этот же элемент  - одно в другом  - якобы положен в основу социальной структуры нашего общества, его партийной "структуры". А вот высокие вазы, хрустальные, керамические, стеклянные, оказывается, означают пирамиду власти, на вершине которой есть место только для "самого-самого". В данном случае  - Брежнева. Значит, талантливый мастер из Гусь-Хрустального, создавая вазу, думал о "пирамиде власти", а не о своих художнических тайнах. (А мастера ремесленного училища им. цесаревича Николая, смастерившие настенный дубовый шкаф с барельефом писателя Гончарова в 1887 году, надо полагать, вообще думали о Монблане монархической власти.) Заметим, что и вазы, и шкаф  - обычные, приуроченные к празднику заказы. И мы смешны в своих "демократических прозрениях".

Ну никак мы не хотим быть гражданами Целостной России  - Святой Руси, Имперской, советской и нынешней. Почему-то стремимся к кусочкам, частичкам, к раздробленности, хаем то одно, то другое. У моей бабушки было семь дочерей. Назвала она их: Елизавета, Мария, Зинаида, Вера, Анна, Антонина, Надежда. Они родили тоже семь дочерей, их назвали: Элла, Алла, Ася, Нонна, Юля, Жанна, Эмма.  "Не имена, а какие-то кусочки",  - ворчала бабушка. Вот и мы за кусочки. А не за полное имя своего Отечества...

Я рискую высказать не украшенное политическими терминами соображение о семье Брежнева. К власти на двадцать лет пришла семья не реформаторов, не революционеров, не переустроителей. К власти пришли "старосветские помещики". Весь стиль их существования говорит об этом: просто, обычно, провинциально, по пути, заведенному и одобренному жизнью и людьми. Все обращено к вековечным истинам и ценностям. Молодость самого Брежнева, его энергия ушли на добросовестную работу в регионах  - Днепропетровск, Молдавия, Казахстан. В зрелости проявился природный характер  - миролюбие, сентиментальность, доброжелательная размягченность и правильность. Жена Виктория Петровна Денисова, которую в Днепродзержинске на заводе, где она работала, с симпатией звали Витькой, учила кремлевских поваров готовить  сама это делала виртуозно. Мать Брежнева долго не хотела покидать родной город и квартиру в доме, построенном в 1926 году, а когда решилась, ей прислали контейнер, обитый бархатной тканью, чтобы не поцарапать мебель. Но погрузили в контейнер швейную машинку, старый стол и несколько стульев. И никто о матери генсека не снимал фильмов, как это делалось позднее о семье Горбачева и любящего котлеты Ельцина. Дочь куролесила, но получала подзатыльники от отца, и это все-таки приводило ее, красивую и влюбчивую, в чувство. Она боялась при нем появиться в вычурном платье, сама, без домработниц убирала, готовила, обходилась со стиркой и чисткой. Это отмечали с удивлением все, кто ее знал. Она, как и все в семье, хотела, чтобы старый отец ушел на пенсию, да и он сам просился. Но... Про это "но" мы все знаем.

Уже находясь в больнице и услышав о передрягах с перезахоронением Ленина, дочь Брежнева, как всякий правильный православный человек, испугалась, "что с останками папы могут поступить недостойно". Ее тоскливое: "Нас ославили на всю страну, а доброго имени ведь не вернешь"  -  кажется, не сбывается... И вот почему.

Брежнев как бы снял жесткий корсет с советского человека. Другое дело, что наш человек готов всегда раздеться донага, услаждая взор западных цивилизаций. Или служить своему Отечеству... но лежа на боку. Многие пытаются репрессивность брежневских времен сравнить со сталинским периодом. Но как это в "удушающей атмосфере застоя" работал Юрий Любимов, его "Театр на Таганке"? Нынешние "Куклы" не годятся по смелости в подметки песням Высоцкого. Писатели в "застой" намекали, критиковали, а самиздат имел свои "тиражи". Даже дело Сахарова имело сначала скорее моральный аспект, а не политический. Политические дрожжи усиленно добавляла жена Сахарова, как это было и в случае отношений с властью Михаила Булгакова.

Брежнев вернул бывшим воинам достоинство ратного ордена. И это были награды не только для звона, они были заслуженно отмечены льготами. Говорят, на Украине льготы отменили...

Смеются, что детски-старый человек любил награды. А дочь его говорила: "Это безобидная причуда. Он же не квартиры и дачи присваивал. Ордена были самым дешевым способом отблагодарить человека, который так много сделал для страны. После смерти папы их все забрали".

Иван Миколаевич Глущенко, потомственный металлург и доморощенный днепродзержинский философ, сидя под акацией, говорил мне: "Подустали в стране повсеместно к приходу на власть нашего Брежнева. Сталин, лагеря, война, разруха, смерть Сталина, картежные игры его замов, наконец, Хрущев... в зад его... При Брежневе спокойствие все нашли, все отдохнули. Как бы в отпуск пошел государственный организм и весь народ как бы сил набирался. Оттого и всколыхнулись весело на перестройку. Так нет же, скопцы эти, Горбачев с Гарантом, которому власть что сласть, схлестнулись и бабу-Россию потеряли".