Чистильщик(СИ)

Петрович молча курил, глядя на лампу и пуская струйки дыма.

- Липу шьёте, начальник.

- Всё это так бы и осталось законченной историей, если бы не одно "но", Пётр Евгеньевич. Тест на ДНК, который каким-то чудом обнаружился в архивах ФСБ. Ваш тест здесь мы провели во время медосмотра месяц тому назад. Они совпадают.

Глаза Петровича превратились в две узкие щелки.

- Ну и что? Что это меняет? Мне сидеть тут ещё четвертак - это к слову вам, ребята.

- Нет, не четвертак. Завтра вы будете на свободе.

- Это как?

Тот, что говорил, подошёл к Ситникову и что-то шепнул ему. Что именно - Петрович не расслышал.

- Сегодня вы попроситесь в ночную смену. Вам разрешат. Около пяти утра у второго склада будет стоять машина с мусором. Опилки, стружка. Зароетесь, накроетесь брезентом. На КПП обычной проверки не будет. На пятом километре пересядете в джип с нашими людьми, они доставят вас на аэродром.

- Зачем?

- Инструкции получите в Москве. Жить будете в гостинице, в одной из лучших. Деньги, питание, лучшая одежда - всё это вам будет предоставлено.

Петрович покрутил головой.

- А если я откажусь?

- Ну, тогда вряд ли вы доживёте до следующего воскресенья. Вот, и Грач не дожил.

- Умеете уговаривать, сукины дети. "На святое дело идём - товарища выручать".

- Что?

- Да нет, это я так. Там, у Ивана Ильича в столе, коньяк был. Если не трудно, плесните в рюмку.

Ситников достал бутылку, налил полстакана. Петрович выпил залпом.

- Ну, с богом тогда!

...Ещё до рассвета с запасного аэродрома поднялся десантный АН-12 и взял курс на Москву.

Петрович сидел на куче брезента и думал.

Обыграть этих благодетелей пока не получалось. Как только он вылез из-под мусора, на него надели браслеты двое крепких парней. Сейчас они сидели напротив и не спускали с него глаз.

Мир катился к чёрту.

Не осталось морали, её заменили пачки денег - капуста, котлеты, башли, бабки, лавэ, баксы... Над нравственностью смеялись, даже в словарях путали определения. Честь выражалась в количестве нулей суммы, а любовь давно продавалась, и не очень дорого.

"Настоящее оружие хранится не в арсеналах безмозглых военных, а в моих банках" - сказал Яков Ротшильд. А Гейне добавил: "Деньги - это бог нашего времени, а Ротшильд - его пророк".

Жертва бога-сына оказалась напрасной. Мир повернулся в своём движении на 180 градусов, назад, и эволюция сменилась инволюцией. За деньги или за их эквивалент можно было продавать и покупать всё, что угодно. Материнскую любовь, дружбу, браки и разводы, здоровье и саму жизнь.

Душу.

Москва встретила Сотника мелким дождём и километровыми пробками. Его везли через Садовое Кольцо, почти к центру. В районе Фрунзенского выехали на набережную - Москва-река была покрыта рябью, ветер рвал перетяги. К гостинице подъехали уже в сумерках.

Сопровождающий сказал, что инструкции он получит утром, и пожелал спокойного отдыха.

Номер действительно был шикарный.

"Ну хоть что-то с них взять", - подумал Сотник.

Он хотел уже заснуть, но явилась горничная.

5.

Есть системы с тремя, четырьмя и более степенями свободы. Говоря о свободе в социальном смысле, мы подразумеваем реализацию неких декларируемых прав. Говоря о свободе в духовном смысле, мы подразумеваем степень развития интеллекта.

Нельзя, видимо, говорить о свободе вообще, о какой-то тотальной свободе, ибо эти смыслы не связаны между собой качественно.

Не об этом ли говорил Аренский, когда писал о преображении человека разумного в человека совершенного?

Человек для человека всегда останется богоподобной загадкой. Ибо как можно возлюбить самого себя, тщетно стремящегося к совершенству?

В каком-то смысле женщина - человек в меньшей степени. Правы были древние теософы. Как социальный тип, она не обременяет своё сознание моральными нормами, нравственными барьерами, если это сопряжено с достижением некоей цели. Это происходит на инстинктивном уровне, то есть женщина руководствуется не разумом, а инстинктом сохранения вида. В этом она и мудрее мужчины.

Она может предать, солгать, совершить клятвопреступление... При этом она не считает эти действия чем-то антисоциальным. Это для неё так же естественно, как пить, есть, дышать. Мужчина же, даже самый отвязный, всегда ограничен некими писанными и неписанными законами.

Вопрос этот не такой простой, как может показаться. Ибо что есть подлинная свобода? Свобода от социальных рамок, или свобода от инстинктов? И то, и другое ограничивает. И то, и другое отдаёт приказы сознанию, стискивая его вполне определёнными ограничениями.

*

Эта сука бросила его.

Ещё в самолёте у Микеля начался очередной приступ. Видимо, последний - кровь пошла горлом. В берлинском аэропорту его погрузили в "Ambulance" и увезли в клинику Фрайбург.

Рак лёгкого и гортани предполагал либо длительное лечение, либо рискованную операцию. Микель выбрал второе.

Пока делались многочисленные анализы, Маара неотлучно находилась рядом с ним, в клинике - деньги позволяли это. Когда миновал послеоперационный период, она переехала в гостиницу.

Через две недели его состояние внезапно ухудшилось. Его перевели в интенсивную терапию, и Маара перестала отвечать на звонки.

Он догадывался по каким-то косвенным признакам, что она снова стала пить. Таскалась по дорогим ресторанам и прочее. Через месяц начались ответы, что абонент недоступен, а потом и вовсе - что такой номер не существует.

Терапия и деньги сделали своё дело, и он выписался из "Фрайнбург", когда на улицах Берлина уже вовсю господствовала весна.

На проспекте Роз он сунул карточку в первый попавшийся банкомат и получил предупреждение на экране, что "ваш счёт заблокирован". Вторая карточка дала тот же результат.

Выругавшись, он отправился в гостиницу в надежде хоть что-то разузнать. Номер, в котором она жила, оказался зарегистрированным на двоих. Он поднялся в лифте на третий этаж и открыл дверь в номер.

На столе, на видном месте, он заметил клочок бумаги со словами: "Не ищи. Может быть, я сама тебя найду". Клочок был придавлен пачкой стодолларовых купюр.

И всё.

Стерва бросила его, прихватив деньги со всех счетов.

Он вышел на улицу - платить за дорогой номер он не собирался и не мог, надо было найти ночлежку подешевле. Будущее рисовалось в мрачных тонах.

В двух кварталах от клиники нашлась недорогая гостиница, и на первое время Петровский решил обосноваться там. Но воспользоваться гостеприимством её персонала не пришлось - вечером пришла смс с неизвестного номера: "Возвращайся в Варшаву и жди".

Петровский вернулся в ту гостиницу, где был номер Маары и сунул сто баксов портье.

Курил и думал, пока тот рассказывал ему про тех мужиков, что заезжали за ней по вечерам на шикарных тачках, в то время как Микель валялся на больничной койке.

Но надежда оставалась.

Ночью он вылетел в Варшаву.

...В Варшаве через месяц от пачки денег осталась половина. Он нашёл дешёвый и недурной бар рядом с частным кварталом на окраине Варшавы. Там хорошо готовили венгерский гуляш и подавали холодную водку. Польская водка - самая лучшая, в этом Микель быстро убедился.

Денег теперь даже на обратный билет не хватило бы. Он снимал дешёвую комнатушку у вдовушки, которая каждый день надеялась, что Микель с ней отужинает в её опрятной спаленке, но он каждый раз отказывался.