Лэд

Он отыскал ее в тени сиреневого куста возле подсобных построек. Леди вырыла одной лапой небольшую яму в прохладной земле, свернулась в ней клубком и погрузилась в сон. Рядом с ней растянулся и тоже заснул Плут.

При виде врага у Лэда вздыбилась шерсть. Однако он прошел мимо него и, приблизившись к Леди, в робкой ласке прикоснулся к ее морде влажным носом. Она приоткрыла один глаз, сонно мигнула и вновь задремала.

Появление Лэда пробудило Плута. Освеженный сном, он проснулся в игривом настроении. Сначала он попробовал уговорить Леди порезвиться с ним, однако она предпочла сон. Тогда Плут стал прикидывать, чем бы поиграть, и случайно вспомнил о трофее — недавно добытом и спрятанном под курятником.

Он бросился прочь и вскоре вернулся с головой орлана в зубах. На бегу Плут бросал ее в воздух и опять ловил — он давно научился этому забавному трюку, только раньше бросал теннисный мячик.

Лэд, который улегся так близко к сонной неприветливой Леди, как только посмел, поднял глаза и увидел играющего Плута. Поняв, чем именно играет Плут, он пришел в ярость. Это же та самая штука, из-за которой Леди хотели наказать, а сам он подвергся черному позору!

Второй раз в его жизни — и второй раз за три дня — Лэд нарушил Закон. В один миг он забыл приказ «Не трогать его!». И бесшумный, грозный, налетел он на резвящегося Плута.

Плут заметил опасность в самый последний момент, но успел отбросить птичью голову и развернуться навстречу противнику. Он был на три года младше Лэда и фунтов на пять тяжелее. Более того, постоянная физическая активность поддерживала его тело в превосходном состоянии, меж тем как у Лэда, проводившего дни в тоскливом одиночестве в доме, мышцы, когда-то налитые, стали терять упругость.

Вообще-то Плут слегка удивился тому, что пес, которого он считал размазней и безнадежным трусом, вдруг проявил такую боевитость. Однако поучаствовать в схватке Плут был совсем не прочь: ведь победа несомненно останется за ним, и тогда в глазах Леди он окончательно станет несравненным героем.

Подобно двум мохнатым вихрям бросились колли друг на друга. Они сшиблись, привстав на задних лапах, оскалившись, по-волчьи целясь во вражеское горло, молотя передними лапами, чтобы удержать равновесие. Потом они повалились на землю и покатились, слившись в отнюдь не дружеских объятиях, и кусали, и рвали, и рычали…

Лэд не отвлекался от своей цели — от горла противника. В его челюстях уже торчал пук золотистых волос Плута. Дело в том, что за исключением точки по самому центру горло колли защищено от нападения густой шерстью воротника — так же надежно, как тюки с хлопком защищали позиции Эндрю Джексона под Новым Орлеаном. Но в уязвимую центральную точку Лэд не попал.

Несколько раз они перекатились друг через друга, а потом подскочили и снова встали на задние лапы. Клык Лэда, очертаниями похожий на саблю, прорезал борозду на атласном лбу Плута. Ответный укус Плута, от которого его сопернику удалось уклониться лишь частично, вскрыл вену в левом ухе Лэда.

Что касается Леди, то у нее к этому моменту сна не было ни в одном глазу. Она стояла без движения, но находилась в диком возбуждении, что испокон веков свойственно любой самке, за которую сражаются самцы и которой суждено стать наградой победителю. От нее не ускользало ни одно движение соперников.

Вновь встав на задние лапы, псы столкнулись грудь в грудь. К Плуту вдруг вернулись инстинкты древних предков — волков: он сосредоточился на передних лапах Лэда в надежде сломать одну из них в тисках покрытых пеной челюстей.

Он промахнулся всего на долю дюйма и прокусил только кожу. По одной из узких белых лап Лэда, которые он вылизывал по часу в день, чтобы сохранить их снежную белизну, потек ручеек крови.

Этот промах дорого обошелся Плуту, потому что зубы Лэда тут же нашли его левое плечо — и вонзились глубоко в плоть. Плут крутился и вертелся изо всех сил, но никакие старания не помогли бы ему освободиться, если бы не чистая случайность — золотистый мех противника забил Лэду ноздри, едва не задохнувшись, он на мгновение ослабил челюсти, чтобы наполнить легкие воздухом. Плут молниеносно вырвался на свободу, оставив в зубах врага еще один клок шерсти с кожей.

В том же рывке, который освободил его — и который заставил Лэда повалиться вперед из-за утраты опоры — Плут увидел свой шанс и не упустил его. Опять ему на помощь пришло наследие предков, так как он предпринял маневр, известный только волкам и колли. Перепрыгнув через голову потерявшего равновесие врага, Плут вцепился в него зубами сзади, чуть ниже основания черепа. Навалившись на Лэда всем своим весом, стискивал челюсти все сильнее — еще немного, и он перегрыз бы противнику спинной мозг.

Лэд отчаянно бился под Плутом, хотя знал — спасения нет. В этом положении он был так же бессилен что-либо сделать, как щенок, поднятый за загривок. Лэд ожидал своей участи. Он больше не рычал и не скалился.

Его терпеливые, налитые кровью глаза с тоской искали Леди, но не находили ее.

Дело в том, что в противостоянии двух самцов появился новый элемент. Леди, до сих пор с истинно женским смирением ожидавшая исхода борьбы, почувствовала, что ее бывшая пассия полностью во власти смертельной хватки челюстей Плута. И она, в нарушение всех канонов и заветов родословной, повиновалась импульсу, который не пыталась понять и которому не пыталась сопротивляться, и прыгнула вперед. Забыв о боли в незажившей ране, она резко тяпнула Плута в заднюю лапу. Потом она словно устыдилась своего поведения и отскочила в сторону.

Но дело было уже сделано.

Сквозь красную пелену убийственного ража Плут смутно ощутил, что сзади на него нападают. Вероятно, этот новый противник хотел — и имел прекрасную возможность для этого! — вцепиться в него такой же мертвой хваткой, которой он сам сейчас держал Лэда.

Плут раздвинул челюсти и, хищно щерясь, повернулся мордой к новой опасности. Но не успел он завершить это молниеносное движение, как Лэд уже впился ему в шею.

То был далеко не смертельный укус. Тем не менее он не только причинял острую боль, но и делал жертву совершенно беспомощной — каким только что был Лэд. Наседая всем своим весом, неумолимо сжимая мелкие белые резцы и желтоватые клыки, Лэд постепенно придавил голову Плута к земле и не отпускал ее.

Никакие телодвижения Плута ни к чему не приводили. Неспособный высвободиться, не имея возможности нападать, мучаясь жестокой болью от прихваченной зубами Лэда нежной кожи под шерстью воротника, Плут утратил самообладание. И вслед за этим подтвердил правоту старого грузчика, заметившего желто-розовые полоски на его нёбе.

Воздух вибрировал от его приниженных завываний. Ему было больно и страшно. Он попался. Он не мог убежать. Лэд причинял ему невыносимые страдания. И поэтому он визжал так, как визжит распоследняя подзаборная дворняжка, которой наступили на хвост.

В забытье схватки Лэд вдруг различил в отдалении какую-то тень — тень, которая по мере оседания пыли превратилась в Хозяина. И Лэд пришел в себя.

Он отпустил шею Плута и встал на ноги, пошатываясь. Плут, все еще повизгивая, поджал хвост и бросился наутек — прочь из Усадьбы, прочь из нашей истории.

Медленно, запинаясь, но без намека на колебания, Лэд двинулся к Хозяину. Он еще никак не мог отдышаться и ослаб от борьбы и потери крови, но шел — шел прямо к ногам Хозяина.

И только когда оставалось не более двух ярдов, он заметил, что Хозяин что-то держит в руке — держит ту отвратительную, приносящую несчастье голову орлана, которую только что подобрал! Вероятно, хлыст был у него в другой руке. Но особого значения это не имело. Лэд был готов к ожидающему его бесчестью. Он не будет пытаться избежать его, у него нет права просить о милости, ведь он дважды нарушил Закон.

Но вдруг… что это? Хозяин опустился около него на колени. Добрая рука ласкает затуманенную голову пса, дорогой голос — странно подрагивающий — говорит с раскаянием:

— О Лэд! Милый мой Лэд! Прости меня! Ты… ты более человечен, чем я, старина! Я искуплю свою вину перед тобой, обязательно искуплю!