Лэд

И тут выяснилось, что Плут все-таки что-то знал о Законе — или, по крайней мере, о наказаниях, которые предусматривает Закон, хотя акт вандализма вроде бы свидетельствовал о его полной неосведомленности. Его охватила внезапная паника. Он бросился к окну, напрочь забыв о серебристой голове орлана, зажатой у него в челюстях. Как пружина, взвился он в воздух и выскочил в открытое окно. В отчаянном стремлении скрыться Плут даже не заметил, что наступил на раненую лапу Леди.

Крик боли, вырвавшийся у нее, не заставил его остановиться. Плут улепетывал до тех пор, пока не оказался возле курятника. Там он залез под строение и бросил обличающую его птичью голову в самый дальний, самый темный угол. Потом, убедившись, что его не преследуют, Плут выбрался наружу и с невинным видом потрусил обратно к веранде.

Хозяин, войдя в дом и шагая через гостиную к лестнице, услышал плач Леди и стал ее искать, поняв, что она, должно быть, в беде. Его взгляд упал на Лэда, который, снедаемый нетерпением и тревогой, припадал к полу перед закрытой дверью кабинета.

Тогда Хозяин открыл дверь, вошел в кабинет… и, сделав всего один шаг, в ужасе остановился. Повсюду валялись части того, что еще недавно было дорогим его сердцу орланом. А в углу жалась Леди — испуганная и, разумеется, виноватая. Людей «правомерно» предавали смерти на основании куда меньшего количества улик, чем было их вокруг Леди.

Хозяин был ошеломлен. Уже более двух лет Леди свободно передвигалась по дому. И это был ее первый грех — и притом грех не достойный породистой, хорошо воспитанной собаки, у которой остались позади юный возраст и молочные зубы. Он бы ни за что не поверил, если бы не видел своими глазами. Но и увидев все собственными глазами, он не мог поверить. Тем не менее вот они, жуткие доказательства преступления, разбросаны по всему кабинету.

Дверь была закрыта, но окно стояло распахнутое настежь. Несомненно, так она и попала в комнату — через окно. А он, рассуждал Хозяин, застал ее врасплох за вандализмом, прежде чем она успела сбежать тем же путем.

Хозяин был всего лишь человеком, со всеми присущими людям недостатками. Но подобное преступление возмутило бы даже самого жалостливого и мягкосердечного обожателя собак. Не говоря ни слова, он подошел к стене и снял с крючка плетеный хлыст для собак, запылившийся оттого, что им давно не пользовались.

Леди знала, что последует. Будучи благородной породистой собакой, она не пыталась убежать или умолять о прощении. Не двигаясь с места, она съежилась, склонилась носом к полу и ждала своей участи.

Хлыст, взлетев, рассек воздух и опустился с присвистом — так присвистывает человек со сломанным зубом. Удар пришелся на стройные ляжки Леди — удар, пущенный со всей мощью сильной мужской руки. Леди содрогнулась от хвоста до ушей. Но не издала ни звука. Эта нежная собака, скулящая от случайного прикосновения к ее больной лапе, была нема, принимая от человека наказание.

Но Лэд не молчал. Когда рука Хозяина поднялась для второго удара, он услышал у себя за спиной низкое горловое рычание, в котором звучала злоба большая, чем десять тысяч словесных угроз.

Хозяин развернулся. За ним стоял Лэд — пасть оскалена, глаза красные, голова опущена, в коричневатом теле напряжен каждый мускул.

Хозяину оставалось только непонимающе моргать. Происходило нечто еще более невозможное, чем гибель чучела от лап и зубов Леди, нечто сверх всякого вероятия!

Потому что, знаете ли, собака не рычит на своего Хозяина. На владельца — возможно; но на Хозяина — никогда. Скорее священник проклянет свое божество.

А еще знайте: собака не станет рычать и опускать голову, если только не намерена напасть. Бояться нечего, если собака на вас лает или даже рычит — до тех пор, пока она держит голову прямо. Но раз она зарычала и опустила морду — берегитесь, это означает только одно.

Хозяин был Хозяином — безукоризненным, слепо обожаемым и бесконечно почитаемым Хозяином — на протяжении всех лет образцового поведения Лэда. А теперь — рычание, опущенная голова — пес ему угрожает!

Для Лэда это было наивысшее страдание, ад при жизни. Потому что впервые в его душе Галахада [2] столкнулись друг с другом две всепоглощающие любви. И любовь к бедной, несправедливо обвиненной Леди взяла верх над сверхлюбовью к Хозяину.

Колли отлично понимал, какова будет плата за то, что он оскалил зубы на своего господина. Но он не дрогнул. Догадываясь, что ему, скорее всего, суждена быстрая смерть, он твердо стоял на своем.

(Существует ли любовь беззаветнее этой? Люди — обожатели, воздыхатели, обремененные обетами ухажеры, может хоть один из вас сравниться с Лэдом? Сомневаюсь. Думаю, что даже хваленые Антонии уступят ему пальму первенства. Потому что ради любви они отказываются лишь от мирского признания.)

Хозяин сжал губы. Он был так же несчастлив, как и его пес. Ситуацию он понял и был в достаточной степени мужчиной, чтобы уважить предложенную Лэдом жертву. И тем не менее собака должна быть наказана, и наказана немедленно — позволь ей хоть раз зарычать или злобно оскалить на тебя зубы, не подави этот бунт самым решительным образом, и все, ты навсегда перестанешь быть Хозяином, став простым владельцем, а твоя таинственная власть над собакой исчезает навечно.

Оставив Леди за спиной, Хозяин замахнулся хлыстом. Лэд видел, что грядет удар. Он не струсил. Не съежился. Рычание прекратилось. Оранжево-коричневый колли стоял прямо. Плетеный хлыст опустился на плечи Лэда… опустился еще раз — на бедра… и еще раз, и еще.

Не двигаясь — морда поднята, темные нежные глаза не мигают — пес-герой принял кару. Когда все закончилось, он дождался, когда Хозяин отбросит хлыст в угол кабинета. Потом, убедившись, что Леди ничего не угрожает, Лэд с достоинством удалился в свою «пещеру» под пианино и с долгим, прерывистым вздохом улегся на пол.

Его дух был сломлен. Впервые за свою чистопородную жизнь он подвергся порке. Лэд был одним из тех исключительно редких псов, для которых слово укора значит больше, чем побои, для которых удар — это не боль, а проклятие и неисправимое бесчестье. Если бы человек — не Хозяин, а кто-то другой — вздумал ударить Лэда, обидчику пришлось бы спасать свою жизнь.

Мало-помалу из-под немой скорби Лэда стали пробиваться ростки лютой ненависти к Плуту, из-за которого Леди и попала в беду. Лэд-то прекрасно знал, что произошло за той закрытой дверью кабинета, знал так, как будто видел все сам — уши и нюх расскажут колли все, чего не увидят глаза.

Хозяин, как и его любимый пес, пребывал в унынии. Ведь он любил Лэда, как отец любит родного сына. И Леди он «освободил» от положенного ей наказания только ради того, чтобы не усугублять огорчение ее защитника, хотя Лэд и не догадывался об этом. Хозяин просто приказал ей уйти из кабинета.

Когда она, прихрамывая, побрела прочь, Хозяин попытался возродить свое негодование и подавить угрызения совести. С этой целью он стал собирать истерзанные фрагменты орлана. Птица восстановлению не подлежала, но, пришло потом Хозяину в голову, ее серебристую голову с пронзительными глазами все-таки можно будет прикрепить к доске и повесить на стену — пусть хоть такая память останется о его трофее.

Только вот голову он никак не мог найти.

Хозяин обыскал весь кабинет, а ее не нашел. Он отчетливо помнил, что Леди шумно дышала, когда ковыляла из кабинета. А собаки, у которых во рту что-то есть, не могут шумно дышать. Значит, Леди не унесла голову с собой. Пропажа головы еще более омрачила его настроение и добавила растерянности. В конце концов Хозяин отказался от попыток разрешить свалившиеся на него неприятные загадки — от неожиданного вандализма Леди до исчезновения головы орлана.

Прошло целых два дня, прежде чем Лэд рискнул показаться на глаза Леди — виновнице и свидетелю его наказания. Томимый желанием увидеть ее и добиться хотя бы мимолетного, хотя бы неохотного признания своего существования, Лэд прервал сорокавосьмичасовую самоизоляцию и двинулся на поиски подруги.