Лэд

На вершине он опять лег отдохнуть. Осталась позади испещренная огнями черная вода, за ней тянулись в небо чернильные очертания города, в расщелинах которого тлел грязный смог. Впереди лежало плоскогорье, которое постепенно понижалось.

Настало время уточнить направление. Лэд встал и принюхался, поворачивая голову из стороны в сторону и высоко поднимая нос в наморднике. Определив курс, он снова тронулся в путь, но теперь его трусца не была такой быстрой, а легкий шаг отяжелел. Его мощная мускулатура постепенно избавлялась от невероятного напряжения речной переправы, но происходило это медленно, потому что Лэд бесконечно устал, давно не ел и у него болели тело и душа. Он берег силы на то время, когда придется беречь их еще расчетливее.

Через плато, вниз по склону и потом по бескрайним засоленным лугам шел пес — на северо-запад, все время на северо-запад; иногда по дороге или по тропе, иногда по бездорожью, но не отклоняясь от прямой линии.

Время близилось к полуночи, когда он взошел на первую гряду джерсийских холмов над Хакенсаком. Погруженную в темноту деревню он пересек по единственной улице: голова поникла, лапы заплетаются, намордник весит тонну и сделан из расплавленного железа и осиных жал.

Теперь, когда острая усталость прошла, больше всего досаждал ему именно намордник. Это пыточное устройство начинало влиять на его нервы и мозг. Даже флегматичная, вялая собака ненавидит намордник, а уж чувствительные собаки просто сходят из-за него с ума.

Жажда, нестерпимая жажда мучила Лэда. Попить из озер и ручьев, попадавшихся ему на пути, он не мог, потому что проклятый стальной капкан сдавил челюсти так, что невозможно было даже подышать с открытым ртом, а это само по себе жесточайшее страдание для собаки.

Вдруг из тени какой-то покосившейся лачуги вынырнула массивная фигура и яростно набросилась на пробегающего мимо колли.

Дворовый сторожевой пес — помесь английского дога, гончей и любой другой породы, какой только пожелаете — дремал на крыльце своего хозяина-скотовода, когда от дороги донеслось «топ-топ-топ» усталой трусцы Лэда.

За время путешествия колли не раз и не два к нему подбегали другие собаки, чтобы облаять чужака, но из-за размера Лэда и целеустремленности, с которой он следовал выбранному курсу, нападать на него они не решались.

Однако этот полукровка был менее благоразумным. А возможно, он понял, что намордник делает Лэда беспомощным, и решил не упускать легкой победы. В любом случае он не предупредил о нападении ни лаем, ни рыком.

Зрение Лэда ослабло от изнеможения и дорожной пыли, слух притупился от воды и шума. Поэтому приближения неприятеля он не видел и не слышал. Опасность он осознал только тогда, когда сбоку на него обрушились семьдесят с лишним фунтов. В тот же миг два ряда зубов вонзились ему в плечо.

Под этим натиском Лэд распластался на левом боку. Оказавшаяся сверху дворняга быстро отказалась от невыигрышной хватки в плечо ради более многообещающего укуса в горло упавшей жертвы.

У кошки есть пять орудий борьбы — четыре лапы и пасть. Так же обстоит дело с любым другим животным на земле, включая человека — но за исключением собаки. Она может быть опасной только благодаря зубам. Заключите ее пасть в намордник, и собака станет такой же безвредной в сражении, как новорожденный младенец.

Таким образом, Лэд был плачевно неспособен ответить на атаку неожиданного врага. Истощенный, прижатый к земле, мощные челюсти обездвижены — казалось, ему конец.

Однако упавший колли — еще не побежденный колли, так ему диктует его волчье наследие. Еще в падении Лэд инстинктивно подобрал под себя лапы, так же как он сделал, когда выпал из автомобиля.

И почти сразу же он опять вскочил, страшно рыча и отбрыкиваясь от вцепившейся ему в горло дворняги. От его усталости не осталось и следа — в игру вступило его удивительное второе дыхание. Но только этим оно и могло помочь ему — использовать зубы он не мог, о чем хорошо знали и Лэд, и дворняга.

Горло колли, за исключением одного уязвимого пятнышка, надежно спрятано под густым воротником, толстым и вязким, как матрас. В этот-то матрас и погрузил клыки сторожевой пес. Вся его пасть оказалась забита шерстью, но это было все, на чем смогли сомкнуться страшные челюсти.

Рывок мощного корпуса, и Лэд высвободился из хватки, не причинившей ему вреда. Дворняга накинулась на него снова. Лэд взвился на задние лапы, встречая прыжок врага широкой грудью и бессильно щелкая челюстями под тесным намордником.

Натолкнувшись в прыжке на могучего колли, дворняга кубарем отлетела назад, но тут же вновь пошла в бой. На этот раз она не дала противнику шанса встать на задние лапы, а набросилась на него сбоку. Лэд крутанулся, встречая наскок, и, резко выставив плечо вперед, отразил и эту атаку.

Лэд видел свою беспомощность. Не пора ли дать стрекача? Коли не можешь превзойти врага в драке, не попробовать ли превзойти его в скорости? Если продолжать борьбу, то ее исход практически предрешен: его растерзают насмерть. Лэд не был глупцом; все это ему было понятно. Тем не менее он не воспользовался секундной передышкой, чтобы броситься наутек, и продолжил безнадежную битву.

Дважды, трижды смекалка и сверхъестественная быстрота помогали Лэду отразить натиск злобной дворняги. На четвертый раз, когда он пытался встать на дыбы, его задняя лапа поскользнулась на подмерзшей лужице. Лэд грохнулся наземь, и дворняга бросилась в решающую атаку.

Прежде чем колли успел встать на лапы, его соперник сумел-таки зацепиться зубами за его шею. Прижав Лэда к земле, дворняга пыталась поглубже прокусить то, что схватила в пасть, а теперь это было кое-что посущественнее, чем мех. Ее клыки наткнулись на тонкий кожаный ремешок.

Дворняга остервенело грызла это плотное препятствие на пути к яремной вене. В пылу битвы она ошибочно приняла его за плоть. Лэд вьюном вился под ней, чтобы освободиться и встать на ноги, но семьдесят пять фунтов веса противника крепко придавили его шею к земле.

И вдруг сторожевой пес торжествующе зарычал. Ремешок перегрызен!

Держа в пасти оборванный конец кожаного крепления, победитель напоследок как следует дернул за него. На какой-то момент стальные прутья глубоко врезались в израненный нос Лэда. А потом, словно по волшебству, пыточное устройство перестало сковывать его морду. Оно болталось на ремешке, зажатом в челюстях дворняги.

Молниеносным движением, за которым невозможно уследить глазом, Лэд вскочил и исступленно бросился в драку. Свершилось чудо — его челюсти свободны; пытка закончилась. Счастье избавления зажгло в колли неистовство берсерка [5].

Дворняга отбросила намордник и с прежним азартом вернулась к битве. К ее разочарованию, с ней теперь сражался не беспомощный пес, а смертельно опасный волк. Лэд не стремился к одной крепкой хватке. С головокружительной скоростью двигались его морда и туловище, и каждое движение означало глубокий укус или рваную рану в короткошерстой шкуре его противника.

До смешного легко уклонялся колли от неуклюжих контратак дворняги, а сам продолжал наносить укусы. Его короткие передние зубы доставали до самой кости. Глубоко и кроваво разили его изогнутые клыки — как могут разить только клыки волка и колли.

Дворняга, сбитая с ног, с воем повалилась на дорогу, и Лэд мрачно вцепился в обнажившееся брюхо.

В лачуге открылось окно. Раздался громкий мужской голос. В доме через дорогу закричала женщина. Лэд оторвался от поверженного врага, оценивая новые обстоятельства.

Охваченная страхом, израненная дворняга мигом подскочила и стремглав умчалась обратно на крыльцо. Каждый ее прыжок сопровождался воплем боли.

Лэд не преследовал ее, а побежал дальше своей дорогой, ни разу не обернувшись.

Спустя милю он остановился, чтобы попить из ручейка. И пил он полных десять минут. Потом двинулся дальше. Без намордника и утолив жажду, он забыл о боли, об усталости, о засохшей корке грязи и крови на его чудесной шубе, о всех кошмарных событиях того дня.