Лэд

Лэд воззвал к Хозяйке умоляющим взглядом. В его глазах не было обиды, только печальная просьба. Она — его божество. Все те годы, что провели они вместе, она щедро одаривала его нежностью, привязанностью, чутким пониманием. Но сегодня она вдруг привезла его в многоголосую обитель мучений и держала там с утра до самого вечера. А теперь — едва он покинул то отвратительное место — стала терзать его, нацепив ему на морду какое-то несносное устройство. Лэд не роптал. Он просил. И Хозяйка поняла.

— Лэд, миленький! — прошептала она, ведя через тротуар к обочине, где уже ждал их Хозяин за рулем автомобиля. — Лэд, дружок мой, мне очень жаль, что пришлось надеть на тебя намордник. Но это всего на несколько минут. Как только мы окажемся на пароме, мы снимем его с тебя и выбросим в реку. И я больше никогда не привезу тебя туда, где собаки должны носить такие штуки. Обещаю. Потерпи всего несколько минуток.

Хозяйка, вопреки обыкновению, ошиблась. Лэду предстояло носить проклятый намордник гораздо, гораздо дольше.

— Отдай ему заднее место целиком, а сама садись вместе со мной спереди, — предложил Хозяин, когда Хозяйка и Лэд приблизились к машине. — Бедняге весь день было так тесно, ему приятно будет растянуться на всю ширину сиденья.

Хозяйка была не против и, открыв заднюю дверцу, взмахом руки пригласила Лэда забраться внутрь. Один прыжок, и колли уже оказался на подушках, где и улегся. Сама Хозяйка села впереди с Хозяином. Автомобиль тронулся. До парома было шесть миль.

Теперь, когда его морда смотрела в сторону дома, Лэд мог бы проявить больший интерес к новому окружению, но всю его способность чувствовать поглотил ужасный намордник. Миланский собор, Тадж-Махал, долина реки Арно на закате — люди годами мечтают о том, чтобы их увидеть. Но покажите их человеку, у которого болит зуб или, хуже того, жмут новые ботинки, и скорее всего, на достопримечательности он обратит не больше внимания, чем Лэд — на улицы Нью-Йорка.

Он принадлежал лесу, озеру, холмам, этот гигантский колли с могучими плечами, крохотными белыми лапками, длинным коричневым мехом и скорбными глазами. Раньше он никогда не бывал в городе. Мириады сливающихся звуков сбивали его с толку и пугали. Мириады смешивающихся запахов вторгались в его чувствительные ноздри. Вихрь бессчетных многоцветных огней жег и туманил глаза. Звуки, запахи, огни для него были непривычны и неприятны — так же, как беспорядочные толпы людей на тротуарах и сутолока и давка транспортного движения, сквозь которое с большим трудом вел свою машину Хозяин.

Но самым новым и самым противным из всех новшеств этого дня был намордник.

Лэд практически не сомневался в том, что Хозяйка не понимает, как досаждает ему намордник. Никогда не проявляла она злонамеренности по отношению к нему — или к кому-либо еще, жестокость ей вовсе была не свойственна. То есть она просто не понимает. Кроме того, когда он пытался сбросить намордник, она не ругала его. Значит, ношение этого пыточного орудия — не Закон. И Лэд чувствовал себя вправе продолжить свои попытки избавиться от ненавистной штуки.

Тщетно бил он ее лапой, сначала одной, потом двумя. У него получалось чуть сдвинуть намордник в сторону, но не более того, а каждое новое движение стальных прутьев ранило его нежный нос и еще более нежные чувства сильнее прежнего. Лэд пробовал тереться намордником о подушки сиденья — с тем же неутешительным результатом.

Тогда Лэд посмотрел на спины своих богов и едва слышно заскулил. Этот звук не был услышан в шуме и гаме вечернего города. А по собственной воле — чтобы сказать доброе слово или приласкать страдальца — ни Хозяин, ни Хозяйка не оборачивались: они с головой ушли в неразбериху дорожной ситуации. Чтобы избежать столкновения, им приходилось отдавать управлению машиной все внимание до последней капли. Неподходящее это время для бесед и поглаживаний.

Лэд поднялся на лапы. Поскальзываясь на кожаном сиденье и пытаясь удержать равновесие, он стал изо всех сил тереться углом намордника о стойку опущенной крыши автомобиля. Он стремился создать такое усилие, которое ослабило бы хватку противной штуковины.

В этот момент на проезжей части образовался просвет. Хозяин прибавил скорость и, обогнав грузовик, резко свернул на боковую улицу.

Из-за внезапного маневра автомобиля Лэд потерял равновесие, и его швырнуло к одной из задних дверец.

Дверь, неплотно закрытая, не выдержала, когда об нее ударились восемьдесят фунтов, и распахнулась настежь. В следующий миг Лэд оказался на грязном асфальте.

Колли шлепнулся на бок с такой силой, что из него вышибло дух. Прямо у него над головой горели две фары того самого грузовика, который только что обогнал Хозяин. Грузовик ехал добрых двенадцать миль в час, а пес упал всего в шести футах от его широких передних колес.

Помните, что колли отличается от всех животных на земле. В худших своих проявлениях это скорее волк, чем пес. А в лучших может похвастаться молниеносным волчьим инстинктом, которого нет ни у одной другой породы собак. Вот по этой-то причине Лэд и не был раздавлен насмерть там и тогда, не погиб моментально под передними колесами трехтонного грузовика.

Шины уже коснулись его шерсти, когда Лэд напрягся, подобрал под себя все четыре лапы и отпрянул в сторону. Грохочущий грузовик пронесся всего в шести дюймах от него.

После экстренного прыжка Лэд сумел приземлиться на лапы, вне досягаемости грузовика, но не на той стороне дороги. Он приземлился под самым бампером легкового автомобиля, мчавшегося в обратном направлении. И опять прыжок, подсказанный инстинктом и только им одним, спас собаку от этой новой смертельной угрозы.

Лэд тряхнул мордой и стал жалобно оглядываться в поисках своих божеств. Но в слепящем свете фар, среди мельтешения машин даже опытный человеческий глаз не смог бы отыскать нужный автомобиль. Более того, Хозяйка и Хозяин уже проехали с полквартала по другой, менее запруженной улице и наверстывали упущенное в пробках время, прибавив скорость, а затем снова свернули на северо-запад. Они не оглядывались назад, потому что прямо перед ними ехала машина, водитель которой не очень уверенно чувствовал себя за рулем, судя по его манере вождения, и Хозяин пытался как можно безопаснее обогнать его.

До самого Риверсайд-драйва, то есть еще почти полмили, ни Хозяин, ни Хозяйка не обернулись для приветливого словца или взгляда любимой собаке.

А в это время Лэд стоял в растерянности посреди площади Колумбус-серкл и тяжело дышал. Миллион разнообразных машин, от старенькой колымаги до трамвая, казалось, мчались прямо на него — со всех сторон одновременно. Только он отскочит, увернется, проворно избежит одной угрозы, как на него уже надвигается другая или пятьдесят других.

И все то время, что он пытался уклониться от опасности, его испуганные глаза и трепещущие ноздри выискивали Хозяйку и Хозяина.

В этой мешанине вспышек и сумерек его зрение ничего не говорило ему, кроме того что очередное урчащее авто вот-вот собьет его насмерть. Но его нюх поведал ему то, о чем не мог поведать с самого утра: что за вонью бензина и конины и бессчетными людскими запахами чувствуется близость полей, лесов и воды. Вот к той благословенной смеси привычных ароматов и пытался проложить Лэд свой рискованный путь.

Только благодаря чуду удачи и ловкости сумел он пересечь Колумбус-серкл и выбрался на тротуар, идущий вдоль низкой стены из серого камня. Позади той стены, подсказывал Лэду нюх, лежали мили газонов, деревьев и озер. Это был Центральный парк. Однако запах парка не принес с собой запаха Хозяйки или Хозяина. А к ним он стремился бесконечно сильнее, чем даже в возлюбленный сельский край. Он пробежал по тротуару несколько родов [4], нерешительный, тревожный, глядя во все стороны. Потом, должно быть, заметив в противоположном направлении фигуру, показавшуюся ему знакомой, бросился туда и бежал на полной скорости на восток примерно половину квартала. Там он совершил опасный выход на середину гудящей моторами улицы, обманутый видом проезжающей машины.