Остров, одетый в джерси

— А я еще, может, на море не насмотрелся. Вот сейчас насмотрюсь и повернусь!

В конце концов, все лица обратились к Бобу.

— Вы видите одну самых больших достопримечательностей острова — замок Елизаветы I.

— Ничего не вижу! — возразил Томи. — Где?

— Посмотрите за мое левое плечо.

Действительно за левым плечом Боба темнело что-то, напоминающее сломанный зуб.

— Нельзя ли подойти поближе? — попросил я. — Что-то отсюда ничего не разберу.

— А стоит ли? — ответил Боб. — Я и так все расскажу.

Он поднес к лицу кулак и громко в него кашлянул.

— Добрые сэры, джентльмены, господа! Замок Елизаветы I, как вы догадались, был построен при Елизавете I, но продолжает существовать и при Елизавете II. Более четырехсот лет он служил острову надежным щитом от оккупантов разных мастей. Теперь мировое положение изменилось к лучшему, и в замке разместился музей. Экспозиция музея включает показ аудио- и видеоматериалов, костюмированные шествия. К вашим услугам магазин и ресторан. Скидки для членов Королевского гольф-клуба. Вы не члены гольф-клуба?

— Нет, — ответил Томи. — Скажите, вы действительно думаете, что мировое положение изменилось к лучшему? Так я с вами не согласен!

46

Теперь Наянго дернул Томи за куртку.

— Не обижай господина Боба. Он не виноват, что мировое положение не улучшилось.

— Я понимаю, но так вот заявлять об этом общественности?! Нет, никак не могу согласиться. А ты, Стас, почему молчишь? Почему не высказываешь свое мнение?

— Почему не высказываю? Высказываю. Ситуация тяжелая, но определенные подвижки наблюдаются.

— Какие подвижки? — закричал Томи. — Какие такие подвижки-задвижки? Люди умирают! Животные гибнут!

— И мы умрем, — сказал печально Наянго.

Боб шагнул к Томи. Лицо его блестело от слез как хрустальный шар. Вытерши этот хрустальный шар масляной тряпкой, он протянул Томи ладонь.

— Разрешите пожать вашу руку, сэр!

— Подай руку господину Бобу! — зашипел Наянго.

Черная рука двинулась навстречу белой, и они соединились над пляжем, как символ братства и сотрудничества.

— Вы настоящий патриот Земли!

— Чего уж... — застеснялся Томи. — Вы вот тоже...

— И я тоже! — обрадовался Боб. — Все мы единомышленники и соратники в деле борьбы за мир во всем мире! И как единомышленников и соратников я приглашаю вас к себе.

— Может, не стоит? — засомневался я, — поздно уже. Нам завтра на работу.

— А может, ты не хочешь мира во всем мире? — спросил Наянго, который явно этого хотел. — Раскольник!

— Нет, я не раскольник!

— Тогда, сэры, прошу занять свои места! Автомобиль проследует до станции Дом Ле Суа без остановок!

Мы забрались в машину.

— Хотя больше не надо «сэров», — говорил Боб, заводя мотор, — будем братьями! Ты не против, брат Томи?

— Нет, брат Боб, я за.

— И мы с братом Стасом за, — сказал Наянго. — Я ничего не перепутал, брат Стас?

— Нет, брат Наянго.

— Но как брат брата, — сказал Томи, — хочу тебя попросить: сделай одолжение, не ешь столько чеснока!

— Сделаю, сделаю одолжение, брат Томи. Я ради брата даже лук в рот не возьму!

Берег оторвался от машины и провалился в темноту вместе с замком и с заливом, который так любят серфингисты.

Вслед нам откуда-то с моря донеслось:

— Все хоккей!

И неизвестно было, кто это кричит. И непонятно, как это все может быть хоккеем?

Я совершенно не чувствовал и не видел земли. Зато ясно видел звезды. Вдруг мне показалось, что мы летим. Одно за другим мы пронзали созвездия Большой Медведицы, Кассиопеи, Лебедя. Потревоженные нами созвездия меняли очертания и становились ни на что не похожи.

Едва не сбив с неба серп месяца, Боб резко повернул руль, и автомобиль боком рухнул в воздушную яму. Яма эта оказалось глубока и широка. Мы никак не могли долететь ни до дна, ни до противоположного края. И все падали, падали, падали. Машина пыталась нащупать колесами воздух, но ощущала совершенную, первобытную пустоту. Оставалось надеяться, что на дне ямы все же скопилось немного кислорода.

Когда внизу показались какие-то крыши, машина нащупала слабый воздушный поток и по нему скользнула на землю.

Все встало на свои места — дорога бежала под машиной, гранитные стенки мелькали сбоку и улетали назад. Шевеля кронами, мимо проносились деревья. Внезапно прямо на нас из-за какого-то куста выскочил дом и прыгнул к самому бамперу.

Машина затормозила, качнулась вперед, затем назад и наконец выровнялась.

— Станция «Дом мистера Ле Суа»! Просьба освободить салон!

47

Я вышел и принялся разглядывать дом.

Табличка на дверях гласила: «Гостеприимный хозяин — Боб Ле Суа». На коврике у порога имелась надпись: «Милости просим!». По колокольчику, что висел у двери, бежали кругом слова: «Не стесняйся!».

Боб взошел на крыльцо, дунул на табличку и протер ее рукавом.

— Заходите, не стесняйтесь.

Мы вытерли ноги о «Милости просим!» и вошли.

— А можно позвонить в колокольчик? — спросил вдруг Наянго. — Я с детства в колокольчики не звонил.

— Конечно, можно! — разрешил Боб.

— Наянго, уже двадцать два часа, — намекнул Томи. — Поздно.

— Я только один раз!

— Ох, Наянго, дозвонишься ты.

Я тем временем разглядывал помещение. Начиналось оно как прихожая, но заканчивалось как холл. У него были три каменные стены и одна стеклянная. За стеклом виднелась лунная дорожка, перечеркнувшая залив. На конце дорожки, как желтая голова на стебле одуванчика, сидела луна. Цветок медленно побелел, отделился от стебля и поплыл в небо.

— Не стесняйтесь, — толковал Боб, — снимайте обувь, надевайте тапочки и чувствуйте себя как дома.

Надев тапочки, мы действительно почувствовали себя по-домашнему.

По длинному коридору Боб привел нас на кухню и усадил за круглый стол. На круглом столе, в круглой вазе, лежало множество круглых фруктов: яблоки, апельсины, виноград.

Абажур над столом тоже был круглым. Квадратный шкаф в этой округлой в остальном обстановке огорчал.

— Не стесняйтесь, ешьте!

Наянго взял апельсин и задумчиво посмотрел на него.

— Он напоминает мне солнце Нигерии, брат Боб, я не могу его есть.

— Виноград! Ешь тогда виноград!

— Нет-нет! Брат Боб, его ягоды похожи на глаза моих детей! А их у меня так же много, как этих ягод!

— А яблоки, что тебе напоминают яблоки?

— Яблоки похожи на холмы, покрытые зеленой нигерийской травой. Дайте мне лучше хлеба с маслом.

— Э-э! Наянго, — сказал Томи и откусил яблоко, похожее на зеленый нигерийский холм. — Всегда ты что-нибудь придумаешь!

— И вовсе не всегда, а только когда мне грустно и гложет печаль.

— Да просто тебе хлеба с маслом захотелось.

— Захотелось, ну и что?

— Ешьте, Наянго, хлеб с маслом. Главное, не стесняйтесь.

— Скажите, — спросил я Боба, — почему у вас все круглое, а шкаф квадратный? Может, вы этим шкафом хотели что-то сказать?

— Да нет, собственно. Просто в круглый шкаф неудобно ставить квадратные пачки с чаем и солью.

— Очень интересно, — заметил Томи, — но не пора ли нам? Все-таки уже двадцать два часа.

— Но вы еще не видели главного!

— Расскажите, брат Боб, — попросил Наянго.

— Слова тут бессильны, это нужно увидеть. Прошу!

Вслед за Бобом мы встали с круглых стульев и нырнул в коридор, который своей длинной мог поспорить с тоннелем под Ла-Маншем. Мы проплыли вдоль темных стен, куда-то свернули и вынырнули в весьма странной комнате. Тут уж все было квадратное. Даже огромная ваза, стоящая прямо на полу, имела углы и грани. В кадке на окне сидел плоский квадратный кактус. Параллелепипедами с пола поднимались стопки книг.

Боб провел в воздухе рукой, как бы охватывая комнату, и сказал:

— Это мой мозг.

— Нет, брат Боб, — не согласился Наянго, — этого не может быть. Мозг, он в голове!