Офицеры советских подводных крейсеров. (СИ)

«Козлик» тронулся с места. За машиной бежала жена.

— Тьфу! — не выдержал Бух. — Останови машину! — приказал он шофёру.

Овладев обстановкой, из «газика» выкатились все офицеры и побежали навстречу Ларисе. Они подхватили её на руки и поставили перед своим командиром. Тот, опомнившись, поцеловал жену и все они, отпустив одинокую машину, обрастая встречающими подругами и детьми, дружной гомонящей толпой двинулись наконец-таки домой!

Но не ко всем офицерам улыбка жизни была столь ласкова и приветлива. На следующий день на подводной лодке Антон встретил своего штурмана капитан-лейтенанта Даниловича. Даже большие чёрные очки не могли скрыть синюшного, в лиловых мешках под глазами, побитого в драке, лица офицера.

— Здравствуй, дядя, что с тобой? — спросил Антон.

— Вражеская пуля! — ответил неунывающий штурман.

— Ага, ври больше! Скорее всего тут впору поработать снаряду, а вероятней всего кулаку величиной с пудовую кувалду, — уточнил Антон.

— Антон, не трави душу. И так тошно! Я тут к разведёнке — бывшей жене нашего механика присоседился. Хороша стерва! — не удержался от комплимента штурман. Всё уже было «на мази». Да тут автономка…. А холостяков настоящих и соломенных в гарнизоне полно — хоть гать гати! Я, ослабевший и запыхавшийся, прихожу к ней вечером, а там место занято. Сидит здоровенный, упитанный обормот с ракетной техпозиции. Слово за словом и начали выяснять отношения….

— Чего ржёшь, мне и так не сладко! — обиделся Данилович.

— Владлен, — обратился к нему Липовецкий, — лучше выясни свои отношения со своей женой. Квартиру ты получил, бери её в охапку и вези сюда.

— Так не хочет! Видишь ли: работа, мама, что я буду там делать?! — вырвались наболевшие проблемы у Владлена.

— Мужик ты или нет! Посмотри на себя: высокий, симпатичный, умный — почти капитан 3 ранга! Ты же её уговорил выйти за тебя замуж ещё зелёным лейтенантом. В охапку! — и вези сюда, и чем скорей, тем лучше, — посоветовал Антон. — Или будешь, как мой Алексей. Липовецкий кивком головы указал на, подошедшего с группой офицеров, старшего лейтенанта Лазуткина. Он был назначен на место Лыткина, ушедшего на повышение.

— Чем это провинился Лазуткин, — спросил здороваясь Алексей.

— Да мы так, о жизни, — решил замять щекотливую тему Данилович.

— Ага, шеф, значит речь идёт о женщинах! — заинтересованно стал в круг Лазуткин.

— Ну да, в разговорах на тему № 1 он как рыба в воде. Только рыба явно из породы хищников! Щука не щука, а какой-нибудь судачок, который втихую лопает доверчивых плотвичек, — заметил его товарищ по походам на «охоту» старший лейтенант Попов В.

— Ты, дорогой товарищ Попов, лучше помалкивай! — начал оправдываться Лазуткин. — Я к женщинам подхожу с открытым сердцем, лаской и разбором. А ты хапнул первую попавшуюся и побежал к нашему доктору показывать где у тебя чешется и что-то закапало, — под смех собравшихся офицеров закончил Алексей.

- Ну, погорел я! Теперь хоть справку требуй. Нет! Надоело. Это у тебя не сердце, а общежитие. Мне же нужно жениться, — убеждённо, как выход в данной ситуации, разрядил обстановку сам Попов.

— Правильно! Но выбирать в жёны нужно девушек из сельской местности. Вот я, вытряхнул свою избранницу из мешка на станции, где она впервые увидела паровоз — что было…, - старший лейтенант Штыков загадочно осмотрел офицеров явно ожидая вопросов.

— Так, что же было? — не заставили себя долго ждать вопросы заинтригованных подводников.

Штыков отвечать не спешил. Затянулся сигаретой. Тяжело вздохнул.

— Не тяни кота за хвост, — завопили самые нетерпеливые слушатели.

— А чего тут рассказывать? Вылезла она из мешка. Вокруг всё незнакомое. Роднее человека чем я она не увидела никого. Вот и вцепилась, дорогая жёнушка, мне за шею и не отпускает до сих пор! — под смех товарищей поделился своим житейским семейным опытом Валя Штыков.

— Вот-вот, Алексей, слушай умных людей, может и сам поумнеешь, — сквозь смех сказал Антон. — Он, — начал объяснять ситуацию Липовецкий, — свои «победы» над прекрасным полом увековечивает гравировкой их инициалов на коленках штанов. Под это дело их израсходовал уже не одну пару. А толку? Никакого! Только вот штаны плохо пахнут….

— Ну, шеф, изничтожил меня начисто! За что? — прикидываясь обиженным, спросил Алексей.

— Разжалобил ты меня, товарищ Лазуткин! — Сейчас разрыдаюсь! Было бы за что — так и разговор был бы другой, — ответил Антон. Вон у Штыкова Валентина только за его внешний вид сельская супруга как залепит оплеуху, так он ласточкой летит в угол. Ботинки же с рваными шнурками остаются на месте.

— Что, всамделе так здорово дерётся? — возник, как бы сам по себе, вопрос из притихшего круга офицеров.

— А как вы полагаете? — расхохотался Липовецкий. — Посмотрите на ботинки Валентина. Шнурки у него вечно рваные, — закончил он уже под дружный смех всех офицеров.

Приближался Новый год. Подводники потихоньку обжились, оттаяли и расслабились, скинув на время бремя груза постоянной напряжённости и ответственности за корабль, жизнь свою и подчинённых в боевом походе.

На берегу моряки вспомнили, что они такие же люди, как и все. Что существует, хотя и не нормированный, но всё же рабочий день со своим началом и концом. Что существуют дни рождения и масса других общих для всех праздников. Одним словом, экипаж подводной лодки стал жить жизнью приближённой к жизни нормальных людей. Правда, дни рождения в море они так же отмечали только иногда несколько своеобразно и экстравагантно.

Командир минно-торпедной боевой части Трушин В., тогда ещё капитан-лейтенант, добродушный толстячок, абсолютно безобидный и, скажем прямо, человек не из храбрецов — так себе, незаметный середнячок. Он и сам не скрывал, что мечтает выслужить на военной службе 25 календарных лет и тут же уйти на пенсию. Конечно, с такими устремлениями он был далеко не одинок. Для достижения этой цели Володя себя берёг: на службе любил со смаком поесть и больше положенного не перерабатывал; дома же не умел забить даже гвоздя ибо он у него после первого удара молотка сразу же сгибался.

— У меня соцнакопления, — показывал Трушин на свой выпирающий живот, — с ним живу дружно. До пенсии нам нужно дотянуть вместе в целости и сохранности!

В походе на боевой службе в ночное время, когда экипаж спал и уставшая подводная лодка, перебарывая дремоту медленно скользила в бездонных глубинах океана, на сменившегося с вахты Владимира нападал жор. Он заходил в кают-компанию и начинал священнодействовать. Не спеша брал распаренный батон, разрезал его вдоль на две половины. Каждую половинку намазывал маслом. Сверху масло прикрывал кусочками твёрдого сыра, на другую половину укладывал шпроты. Всё это сооружение соединял. К этому времени электрический чайник уже ободряюще пофыркивал. Володя брал большую кружку, насыпал туда растворимого кофе, добавлял туда добрую треть банки сгущённого молока, заливал кипятком, размешивал и нюхал. Удовлетворённо замурлыкав какую-нибудь песенку о Москве типа «Подмосковные вечера», медленно, смакуя, он всё это добро поглощал.

— Если я не поем, то уснуть не могу, — объяснял он своё пристрастие к еде. — Во-первых, живот бурчит, сожалея об утраченных возможностях. Во-вторых, болит голова от циркулирующей раздражающей мысли — почему не поел!

Как обычно, откусив добрый шмат батона, Володя потянулся за кружкой, когда в кают-компанию вбежал побледневший старшина команды торпедистов.

— Беда, товарищ капитан-лейтенант! Греется стеллажная электрическая торпеда! — доложил он.

— К-ка-кая? — хотел уточнить Трушин, но кусок батона стал у него поперёк горла и перекрыл дыхание. Из последних сил он пробормотал: «- Воды!».

— Да даём мы воду и торпеду охлаждаем, — доложил старшина, не уяснивший трагичность случая происшедшего уже с его начальником.

Отчаянным усилием Трушин дотянулся до чайника, обжигая горло из его носика сделал глоток кипятка и пропихнув пищу, от боли и страха завопил: