Офицеры советских подводных крейсеров. (СИ)

Боевая тревога! Авария со стеллажной торпедой в первом отсеке! И уже обращаясь к старшине, более осмысленно, больше для себя, чем для него проворчал:

— Олух ты царя небесного! В этот момент вода была нужна мне больше чем торпеде! Угробите вы меня раньше, чем эта железяка рванёт.

А торпеда рвануть могла действительно. Её ампульная батарея задействовалась самопроизвольно. Произошло короткое замыкание в цепи питания. Если бы торпедисты своевременно не обнаружили её нагрев, то мама моя родная….

Взрыв торпеды и рядом лежащих нескольких десятков её подруг был бы слышен очень далеко! И Доедал бы Володя свой батон уже в прихожей святого Петра.

Но бог миловал и пока под руководством Трушина, не переставая охлаждать торпеду, отстыковали боевое зарядное отделение, отсосали и нейтрализовали электролит и отсоединили ампульную батарею.

Когда опасность взрыва миновала, вспомнили, что у Володи именно сегодня день рождения.

— Ну, брат, ты родился в рубашке! Поздравляю с днём рождения и присвоением воинского звания «капитан 3 ранга», — пожал ему руку Бух. — Вот эту разовую рубаху с нарисованными погонами и подписями всех офицеров корабля прими от всего экипажа, — закончил командир.

Очухавшись, весь мокрый, обалдевший от уже радостной неожиданности, новопроизведённый капитан 3 ранга произнёс:

— Ребята, а мы все сегодня родились в рубашках. Спасибо за поздравления. Кстати, где мой батон?

— Ну ты крокодил и нахалюга! — загалдели присутствующие офицеры. — Иди в кают-компанию там тебя ожидает праздничный пирог именинника.

Офицеры экипажа своих жён выбирать умели: половина из них — явные красавицы, а другая половина были симпатичными милашками. Правда, и мужики были не промах — все, как на подбор, о-го-го! Холостяки завистливо посматривали на красивых женщин и были не прочь полакомиться «малинкой» из чужого огорода.

Антону и Светлане нравилась семья Мышкиных. Он крепкого телосложения, выше среднего роста чернявый добряк был влюблён в свою жену по уши. Майя — женщина маленькая и тоненькая с нежным румянцем на щёчках, кротким взглядом карих очей из-под длинных ресниц и дужек лёгких бровей, мужикам просто не могла не нравится. Виктор свою жену ревновал, чаще без всякого основания. Бывали случаи, что по этому поводу он даже здорово выпивал. Их кроха — дочурка была просто чудо: вся в маму, а от папы — только всё хорошее. Как пушистый котёночек она прыгала и щебетала синичкой, вызывая добрые улыбки на лицах людей, смотрящих на неё.

Встречать Новый год Липовецких пригласили в свою семью по очереди все домочадцы командира. К Бухам на праздники приехала из Одессы тёща. Она привезла внучку — симпатичную, хорошо воспитанную девочку лет девяти. Тёща у командира была женщина — умереть и не встать, поискать другую такую чудесную женщину — не найдёшь! Умная, добрая и компанейская — она умела всё. Своими кулинарными рецептами и многими другими мудрыми женскими секретами она запросто делилась со Светланой и та была ею покорена бесповоротно. Жёны офицеров бегали по лестнице подъезда и дверь квартиры командира не закрывалась.

Из этой квартиры разносилась не утихающая дробь швейной машинки — это Фаина Григорьевна шила, одевала и давала советы по нарядам и обновкам в которые будут облачены их симпатичные обладательницы.

Новый год один раз в году — праздник семейный, поздравить экипаж и вахту на корабле — дело святое! Посему Бух и Липовецкий, как секретарь парторганизации, были на службе. Поздравив экипаж, им нужно было мелкими перебежками, пряча лицо от ветра со снегом, дай бог силы и прыти, успеть заскочить в собственные квартиры до боя Кремлёвских курантов.

Раздевшись и переведя дыхание, они вошли в комнату, где собрались гости и были поражены наповал. Стол накрыт выше похвал: закуски — обалдеть, курица, обложенная жареной картошкой и чёрносливом, блюда, названия которых Антон так и не запомнил.

А женщины! Боже мой, цветов зимой в этой глуши не сыскать, но женщины… — они расцвели одна лучше другой! Воистину слава создателю, сотворившему такое чудо — истинное украшение Земли!

Антон поздоровался со всеми и подошёл к Ларисиной маме. Он поцеловал её руку и сказал: «- Фаина Григорьевна, поздравляю вас с наступающим Новым годом! Целую ваши чудотворные руки. Вы действительно доброе и умелое чудо. Будьте счастливы в Новом году, вы достойны его, как никто другой!

Затем все сели за стол. Были тосты, взаимные поздравления. Пели чудесные песни, с осмысленными словами и чудесной лирической музыкой, которые выражали любовь и печаль, счастье и горечь утрат, нежность и радость жизни, надежды на лучшее и гордость за то, что имеем…. Танцевали. Васильев своими длинными «мослами» отплясывал буги-вуги. Он старался вовсю «выпустить пар» и одновремённо остерегался, как бы, не дай бог, кого-нибудь не зашибить. Конечно, квартира это не дворец, тем не менее, когда прозвучал вальс они со Светланой поплыли — полетели: весь мир кружился вместе с ними — им было хорошо и уютно.

— Послушай, — спросил Антон свою подругу, — почему Майя одна без Виктора?

— А-а, не спрашивай, мы все вместе еле её развеселили, — ответила Светлана.

— Так в чём дело? — настаивал Антон.

— Дело в ревности, — ответила Света. На хорошенькую Майю положил глаз какой-то офицер — то ли Женя, то ли Петя с вашей лодки. Что там было — я не знаю, однако, сменившись с дежурства, Виктор напился. В знак протеста пришёл домой, лёг в коридоре и ни с места!

— Я думала, что он проспится, — рассказывала нам Майя.

Но когда она уже одетая вышла в коридор, то увидела, что Виктор успел спиртного добавить — рядом стояла пустая бутылка.

— Ах ты, паршивец этакий, — рассердилась Майя. — Сейчас я затащу твою тушу в комнату, освобожу проход и пойду встречать Новый год без тебя.

И так и сяк пробовала она сдвинуть Виктора с места. Напрасно! Он, как чугунная чушка, совсем не сопротивлялся, но и не сдвинулся с места ни на дюйм, — пересказывала Света слова Майи.

— Рассердилась я не на шутку. Просто пришла в ярость от своего бессилия, — жаловалась Майя.

— Смотрю, на полке стоит ещё одна бутылка! Схватила её и — ему на голову: на, пей, пьянчуга несчастный! Но запах пошёл совсем другой! Продрала от огорчения глаза и поняла, что это не водка, а клей «БФ-88». Ничего! Будешь теперь ходить без своей шевелюры. На дольше запомнишь!

— Вот так-то, — закончила Света пересказывать новогоднюю исповедь строптивой жены Мышкина.

В новом доме, который заселил экипаж Антона, на первом этаже в каждом подъезде красовались свежевыкрашенные деревянные почтовые ящики. Прессу офицеры выписывали не скупясь, тем более, что от политотделовской разнарядки по плану подписных изданий им отказаться было просто невозможно. Эта обязаловка в виде нечитаемых газет и журналов — невостребованной макулатурой часто и густо торчали из всех щелей переполненных ячеек.

Пацаны — местная шпана встречали Новый год и забавлялись по-своему: спичками они поджигали эту макулатуру прямо в ячейках. Ящики были деревянные и горели не хуже газет, если их хорошо разжечь. Одним словом, подъезд горел. Дым заполнил лестничную шахту и быстро достиг пятого этажа.

— Неужели горим? — почуяв запах дыма, подумал Антон. Он открыл дверь своей квартиры и тихо выскользнул на лестничную площадку.

Все жильцы подъезда после встречи Нового года продолжали спокойно спать за плотно закрытыми дверями своих квартир. Дым вышибал слезу, практически ничего не было видно.

— Пожар! — заорал Липовецкий, спускаясь вниз и грохоча кулаками в двери жилищ на каждой площадке. Языки пламени уже лизали лестничный переход второго этажа.

— Давай воду! Внизу что-то горит! — крикнул он Мышкину, высунувшему голову из двери квартиры на третьем этаже.

Жильцы зашевелились, сонные выглядывали из приоткрытых дверей квартир и начали задавать дурные вопросы:

— Что горит? Где горит? Почему горит? Кто поджёг?

— Воду давайте, мать вашу! Сгорим к чертям собачьим, если не будем тушить пожар! — выругал их Антон.