Взрыв в бухте Тихой

Подгорец потянулся за своим вещевым мешком, но Федоров его остановил.

— Не спеши, браток, еще успеется. Ты куда направляешься?

Андрей сказал.

— Ну, вот видишь! Нам с тобой почти полные сутки вместе ехать.

Выпили, закусили.

— А все-таки хорош наш старшина. Безбородько Иван Иванович его зовут. Такую штуку на дорогу соорудил.

И хотя Подгорцу его старшина Петр Тарасович Ефременко выдал только то, что положено по аттестату, но человек он хороший, и Андрей Подгорец прямо сказал об этом своему соседу.

Поговорили о своих старшинах рот, вспомнили и командиров отделений. Затем выпили по второй, опять поговорили, теперь уже о командирах взводов и рот, после третьей — добрались до комбатов и командиров полков. Когда кончился спирт в фляжке, Федоров сбегал за водкой, потом рассказывали друг другу и о себе, и о родных, и о доме, и о службе, после клялись в вечной дружбе и целовались. Только далеко за полночь улеглись спать.

— …Ох, и голова болит, — первым заговорил утром Федоров. — Здорово мы вчера дерболызнули! Нет, нужно обязательно похмелиться, а то весь день будем мучиться.

Подгорец молчал, но на душе у него было муторно, болела голова, тошнило.

Федоров порылся в карманах, вытащил несколько смятых бумажек.

— Маловато, не хватит на похмелку…

— Я добавлю, — сказал Подгорец, — и сам не узнал своего голоса, был он каким-то хриплым, словно простуженным. Подгорец вытащил деньги вместе с документами и протянул несколько десяток Федорову.

— Да что ты, спрячь! Скоро будет большая станция, вместе сходим.

Как только поезд остановился на станции, они выскочили из вагона и помчались к буфету. Там уже собралось много народу.

— Пробивайся вперед, а то не успеем. — говорил Федоров, подталкивая вперед Андрея. Тот понемногу протискивался, несколько раз его сильно сжали, но все-таки пробрался к буфету, взял водку, а затем они с трудом выбрались из толпы и вошли в вагон.

Федоров откупорил бутылку, налил в стаканы, приготовил закуску, чокнулись. Подгорец через силу проглотил отвратительную жидкость.

— Ну вот, сразу в голове просветлело! — сказал Федоров, закусывая. — Надо документы проверить, не вытащили ли, — продолжал он, похлопывая себя по карманам. — Нет, вроде все на месте.

Подгорец тоже машинально пощупал документы, но вдруг побледнел и начал лихорадочно выворачивать карманы.

— У меня…

— Что такое? — участливо спросил Федоров.

— Пропали… Документы пропали!

— Да неужели?! Ведь утром они у тебя были.

— Ну да, были. Я вынул вместе с деньгами, деньги взял, а документы опять положил в карман…

— Вот есть же сволочи, — с возмущением говорил Федоров. — Ведь видят же — солдат! Ну что с него взять?! Так нет, с голого рубаху снимают. Руки таким рубить надо!..

Подгорца тронуло это искреннее возмущение товарища.

— Что же мне теперь делать? — спросил он. — Коменданту заявить?

— Можно и коменданту, — согласился Федоров. — Только… Ведь тебя тогда задержат, начнут выяснять. Билет-то у тебя цел?

— У проводника…

— Тогда езжай домой. Тебя там все знают. Зайдешь в военкомат, оттуда запросят часть, получишь новые документы… Ну, мне надо собираться, я на следующей станции выхожу. Там еще полсотни километров автобусом…

Вскоре друзья простились.

— Пиши, браток! — крикнул уже с перрона Федоров.

— Напишу! — ответил Подгорец, но тут же подумал: — «Куда же писать? Ведь адреса-то у меня нет!»…

Он хотел крикнуть об этом своему другу, не тот уже затерялся в толпе.

Когда капитан Гридасов вместе с начальником участка службы наблюдения и связи старшим лейтенантом Соколовым прибыли на сигнально-наблюдательный пост, солнце еще не село, но вечер уже властно вступал в свои права. Длинные тени холмов пересекали равнину, а струи теплого воздуха, впитавшие в себя терпкий запах степных трав и нагретой земли, перемежались с бодрящим, освежающим дыханием морского бриза.

Невелик сам по себе пост, немного и людей на нем, но огромная ответственность лежит на моряках. День и ночь они ведут наблюдение за прилегающим к берегу районом моря, вместе с пограничниками стерегут рубежи Родины. Ничто не ускользнет от зоркого глаза моряков: ни корабль, ни шлюпка, ни отдельный плавающий предмет. Кроме того, моряки поста поддерживают постоянную связь с военно-морской базой и соседними объектами.

Пост, на который прибыл капитан, был наиболее удален от базы. В сектор видимости его входил большой участок побережья: от строящегося Мергуевского металлургического комбината до Белого мыса, далеко вдающегося в море. Через пост проходит также телефонная связь с погранкомендатурой, береговой батареей и другими частями.

Капитан Гридасов вместе со старшим лейтенантом и начальником поста мичманом Васильевым сразу же по приезде на пост поднялись на мостик сигнально-наблюдательной вышки. Отсюда открывался широкий простор. Впереди раскинулась неподвижная гладь моря, кое-где тронутая пятнами ряби. У берега, в тени скал, море было темно-голубым, почти синим, но дальше оно розовело под лучами заходящего солнца и далеко-далеко, у самого горизонта, сливалось с небом в сиреневой дымке.

Позади, за пологими холмами, уменьшенные расстоянием, виднелись маленькие, точно игрушечные, здания станции, а в стороне от нее, ближе к морю, возвышались огромные корпуса цехов нового завода.

— Еще год назад здесь было пустынно, — сказал мичман Васильев, следя за взглядом капитана, — а сейчас, смотрите, целый город. Мы были там в прошлое воскресенье на экскурсии, видели и заводские корпуса, и жилой поселок, побывали в школе, в Доме культуры, детском садике. Рассказывали нам, что километрах в ста на север, на степной реке, строится гидроэлектростанция и оттуда канал для обеспечения водой населения поселка и завода.

Капитан знал все это, но не прерывал мичмана. Знал он, что это рудное месторождение было открыто давно, еще в двадцатых годах, но тогда в таких рудах нужды не было. Знал он также, что в период оккупации немецко-фашистские войска пытались организовать вывозку руды отсюда и даже начали строить поблизости порт.

За мысом находится небольшая бухта, в ней во время войны немцы начали строительство порта, продолжал мичман, словно угадывая мысли Гридасова. — Однако дело до конца довести не удалось, пришлось побыстрее драпать на запад. А строили капитально, там и сейчас глыбы бетона по полтора-два метра толщиной лежат…

— Скажите, товарищ мичман, — спросил капитан, — вы ничего особого за последние дни не наблюдали?

Матрос, ходивший по мостику вышки с биноклем в руках, на секунду остановился, взглянул на Гридасова и снова стал наблюдать за морем.

— Нет, ничего особенного не было… Правда, недавно, примерно в это время, вахтенный на траверзе мыса будто бы видел перископ подводной лодки. Чебаненко, когда это было? — спросил мичман у вахтенного матроса. — Как раз он тогда был на вахте, — пояснил Васильев.

— Двенадцатого, — быстро перелистав вахтенный журнал, ответил матрос.

— Можно этого матроса подменить, чтобы я с ним побеседовал? — спросил капитан.

Вскоре на вышку поднялся другой матрос, а Чебаненко подошел к капитану.

— Расскажите, при каких обстоятельствах вы обнаружили перископ? — спросил Гридасов.

…День клонился к вечеру. Стояла ясная, тихая погода. Море блестело как зеркало, и только изредка кое-где появлялись полосы ряби. Матрос Чебаненко внимательно наблюдал за поверхностью моря, то и дело прикладывая к глазам бинокль и изредка просматривая пространство в стереотрубу. Но вот далеко в море мелькнула какая-то вспышка. Матрос сразу же прильнул к окулярам стереотрубы: ему показалось, что в поле зрения появился перископ, но сразу же исчез.

— Мне кажется, что вспышка — отблеск солнца от стекол перископа, — сказал матрос.

— Возможно, — ответил Гридасов, вспомнив, что в ночь с двенадцатого на тринадцатое погранкатер обнаружил за пределами пограничной полосы подводную лодку.