Взрыв в бухте Тихой

С мостика поступает приказание:

— Открыть вахту!

Рябинников включает шумопеленгатор, поправляет на голове наушники. Сначала ничего не слышно, затем раздается легкое гудение, и вот властно врывается голос моря. Море поет. Плещутся волны, шумит прибой, звенит перекатываемая водой галька, и все это сливается в чудесную завораживающую музыку. И как только Павел остается один в рубке и включает аппаратуру, он забывает обо всем на свете: голос моря властно захватывает его.

Конечно, хорошо и на палубе, особенно в такие теплые летние ночи, как сейчас. Море, наполненное мириадами мельчайших светящихся организмов, горит. То вспыхивает от всплеска ярким голубым огнем гребень волны, то, вспугнутая шумом корабля, стремительно бросится в сторону рыба — и зарницей блеснет яркий луч, а позади катера, почти до самого горизонта, остается сияющая полоса… Хорошо!

Павел, когда не несет вахту, всегда выходит на палубу, но все-таки в рубке с наушниками на голове лучше, тут по-настоящему сливаешься с морем, словно беседуешь по душам со старым хорошим другом.

Рябинников, хотя и недавно служит на пограничном катере, а самостоятельно несет вахту всего второй выход в море, уже успел сродниться с морем, полюбить его той любовью, которая остается на всю жизнь. И он уже не может без того, чтобы не ощущать дрожи корабля от работы мощных моторов, чтобы не слышать плеска волн за бортом, а в телефонах — певучего голоса моря. В такие минуты ему хочется навсегда связать свою жизнь с тревожными буднями военной службы, с вечно качающейся палубой катера.

Да, собственно говоря, старшина группы гидроакустиков старшина I статьи Новосельский не раз советовал:

— Кончите службу — оставайтесь на сверхсрочную. Ведь вы же прирожденный гидроакустик!

Старший матрос Рябинников, действительно по шуму винтов легко определял вид корабля, брал пеленг. Он мог отличить сухогрузный транспорт водоизмещением в шесть тысяч тонн от такого же транспорта водоизмещением в восемь тысяч тонн, определял на слух, груженым идет корабль или его трюмы пусты.

Правда, иногда случалось, что Рябинников не мог сразу установить контакт с кораблями, особенно с мелкими, но старшина Новосельский заставлял тренироваться каждую свободную минуту, и последнее время и здесь Павел не ошибался.

Недавно Новосельский демобилизовался. Перед отъездом старшина долго беседовал с Павлом. Они сидели на молу военной гавани. Перед ними расстилался порт, плыли в голубом небе дымы кораблей, качались стрелы кранов, раздавались гудки буксиров, слышался звон металла. Неподалеку от них стояло несколько светло-серых военных кораблей, а ближе к выходу из гавани — длинный и узкий, как стрела, пограничный катер, ставший теперь Павлу вторым родным домом.

— …Трудно мне расставаться с морем, привык к нему, — глуховато говорил тогда старшина, посасывая папиросу, по привычке зажав ее в кулак. — Теперь оно долго мне сниться будет… Но и астрономию я не могу бросить, нужно закончить учебу…

Новосельский страстно был увлечен астрономией, мечтал работать на радиоастрономической обсерватории и еще до службы закончил два курса радиотехнического института. Звездное небо он знал, казалось, лучше, чем свои пять пальцев, о планетах же рассказывал так, словно побывал на них в прошлое увольнение.

Товарищи по службе иногда беззлобно подшучивали над старшиной:

— Как там, новая звезда не появилась?

— Появилась, — спокойно отвечал Новосельский. — И, возможно, потомки ваших потомков даже увидят ее…

— Ты, Павел, смотри, — говорил тогда старшина, — если тебя так тянет к музыке, то… Но ведь и гидроакустиком не каждый сможет стать. А это подводные глаза и уши катера…

Не раз думал об этих словах Рябинников, и мысли его как бы раздваивались. В ушах постоянно звучала музыка, руки тянулись к инструментам, но в то же время море все более притягивало его.

Вот и сейчас Павел вспомнил разговор со старшиной и так ясно увидел его высокую, стройную, собранную фигуру, словно он стоял здесь рядом, в рубке.

«Помню ваши советы, товарищ старшина!» — улыбнулся Павел и, поправив наушники, стал вслушиваться в пение моря. Как будто бы и однотонный, но в то же время бесконечно разнообразный, наполненный неисчислимыми нюансами голос его не умолкал ни на миг. И так хорошо мечталось под тот привычный и всегда волнующий шум! Рябинников вспомнил свое детство в далеком северном селе, учебу, работу в колхозе, затем первые месяцы службы… Как-то там дома? Отцу не до него, своих дел много. Его недавно назначили бригадиром, приходится вникать в новую работу, а вот мать, наверное, ежедневно вспоминает и не раз…

Что-то сейчас делает Вера? Не иначе с подругами в клубе на репетиции. Пишет, что новую пьесу разучивают. Соскучился Павел по ней. Хотя только вчера письмо получил, да что же письмо! Если бы их и десяток в день приходило, все равно мало…

Что такое? В ровный голос моря вливаются какие-то посторонние басовитые звуки. Павел осторожно вращает вокруг оси улавливатель шумов, добиваясь максимального звучания, и поглядывает на катушку прибора.

— Слышу шум винтов по пеленгу тридцать, — докладывает он командиру. — Предполагаю — танкер…

— Есть, ясно! — доносится по двухсторонней связи с мостика. — Продолжайте наблюдение!..

Шум нарастает, заглушая все остальные звуки. Павел немного сдвигает наушники к вискам и в это время слышит голос командира.

— Танкер «Кавказ» идет в порт…

Рябинников доволен: правильно определил корабль, не ошибся. Наука старшины не прошла даром.

Катер и танкер расходятся встречными курсами, и шум винтов затихает, но скоро он появляется снова, только теперь выше, мощнее.

«Военный корабль? — мелькает мысль. — Нет, не похоже… Дизельэлектроход!»

Да, именно такой шум винтов был у дизель-электрохода «Ленинград». Погранкатер с ним встречался недавно — тогда вахту нес старшина Новосельский. Он передал телефон на несколько секунд Рябинникову со словами:

— Послушай, может быть, пригодится…

Павел докладывает командиру и вскоре слышит сообщение, что, действительно, катер встретился с дизельэлектроходом «Ленинград».

И снова под водой все спокойно. Поет море, да гудят винты своего корабля. Но этот гул уже стал настолько привычным, что Павел его совершенно не замечает.

Но вот опять в ровную музыку моря врезается посторонний звук. Моряк снова плотнее надвигает телефоны на уши, вслушивается. Какой-то мало знакомый шум, густой, с металлическим оттенком.

«Катер? — подумал Рябинников. — Нет, не то… Так ведь это же… подводная лодка!.. Ну да, она!» — и старший матрос докладывает командиру.

— Ясно! Установить контакт! — поступает приказание, и одновременно моряк чувствует по наклону корабля, что катер берет курс на сообщенный им пеленг.

Рябинников больше выдвигает из днища корабля «меч» излучателя, включает генератор и дает посылку. Засветился экран электронного индикатора, покатился вправо зеленый мерцающий шарик, а в телефонах слышатся резкие, затухающие на высоких нотах звуки. Моряк улавливает едва заметное усиление звука, в центре экрана шарик чуть-чуть сплющивается, но Павел затрудняется сказать, отразились ли это от подводной лодки посланные им колебания или же что-либо другое.

«Реверберация мешает!..» — мелькает мысль.

Чиста морская вода, с борта корабля на многие метры видна глубина и в ней бесчисленное множество животных и микроорганизмов, водорослей, рыб, частиц грунта. Все это отражает звук, отражается он также от поверхности воды, морского дна. Эти отражения и дают помехи, создавая постепенно затухающий звучащий фон, называемый реверберацией, из-за которой на большом расстоянии трудно различить эхо от корабля. Шум подводного корабля раздается сильнее. Павел поворачивает излучатель в направлении шума и снова дает посылки. Ультразвуковые волны пронизывают толщу воды. На этот раз ясно слышно эхо — несильный звук, словно где-то неподалеку ударили палкой по тонкому металлическому листу. Быстро бегущий по экрану светящийся шарик сплющивается сильнее и словно расслаивается на отдельные полоски.