Портартурцы

Трофим Борисов не соблазнился возможностью повествования от первого лица. Советская историческая романистика уже имела подобный опыт в «Цусиме» Новикова-Прибоя (1932–1940). Многие исследователи оценивают эту форму как оригинальную, но сам писатель считал, что он «допустил громадную ошибку». Способ повествования от первого лица связывал Новикова-Прибоя, исключал приемы внутренней психологизации, заставляя все описывать через внешние проявления. Возможности изображения, таким образом, сужались. И когда надо было описать то, свидетелем чего писатель не был, он нарушал избранный им и сковывающий его принцип повествования.

Т. М. Борисов понимал нецелесообразность такой формы изложения материала и намеренно лишил себя прямого общения с читателем, он не передал роль повествователя и Подковину: тем самым он избежал мемуарного оттенка и сделал произведение, художественно обобщающее широкие социальные проблемы.

Собственно романный, в узком смысле, сюжет — история Тихона Подковина, его отношения с Валей и Варей (влюбленными в него девушками) — не представляет собой ведущей и тщательно разработанной линии романа. И сами образы этой линии не обрели яркости, колоритности, они несколько умозрительны, заданны, это, как говорят, — «голубые» образы.

Схематизм и какая-то скованность в их обрисовке, возможно, связаны с похожестью судьбы Т. М. Борисова и его героя— Тихона, но скорее всего здесь проявилось другое: нежелание Борисова усиливать эти персонажи, чтобы они не заслонили главного, основного.

Идея романа прежде всего в перипетиях обороны Порт-Артура. Все, что происходит с Подковиным, составляет лишь одну сюжетную нить, вплетающуюся в сложную вязь событий, именуемых русско-японской войной. Писатель предпочитает такой метод построения сюжета, когда четко обрисовывается и проблематика и позиция автора.

Повествование романа развивается при двойном конфликте, двойной коллизии: военный, внешний конфликт, и внутренний конфликт между солдатами, младшими офицерами, с одной стороны, и высшим командованием армии, с другой. Обе эти линии взаимно переплетаются. Нарастание драматизма в столкновении сражающихся армий усиливает и выявляет трагическую непримиримость интересов народа и царского генералитета.

Сюжетная динамика как бы вбирает в себя схему военных действий. Все полотно приобретает панорамно широкое и в то же время графически четкое построение, в него как бы вписывается карта порт-артурской обороны.

На строгих весах художественной пропорции Т. М. Борисов взвесил долю участия в обороне Порт-Артура русского флота. Писатель не счел нужным изображать подробности морских баталий, которые заняли у Степанова очень большое место. «Портартурцы» — роман «сухопутный», морские эпизоды в нем — лишь отдаленный фон для главной темы.

Непосредственному развитию повествования Т. М. Борисов предпослал широкую экспозицию, показав нелепость действий царского правительства, которое тратит громадные средства на «пасхальное яичко» — город Дальний и плохо, беспечно ведет строительство военных укреплений на Ляодунском полуострове. Меркантильные страсти русских предпринимателей, злоупотребления, преступная доверчивость чиновников, которой пользуются японцы, опутывая все сферы жизни сетью шпионажа, — вот та атмосфера, которая царит в Дальнем и Артуре. Убедительно изобразив среду, в которой развивались действия, Т. М. Борисов тем самым подготовил и мотивировал дальнейший ход событий.

Образ русского солдата вырисовывается у Т. М. Борисова в полный рост. Писатель создает яркие, насыщенные драматизмом сцены, из которых восстают, по-богатырски раздольно и сильно, самоотверженность и мужество русских людей, одетых в серые шинели.

«…Вот уже смолкли все батареи полка и только на одной еще ожесточенно стреляли. Фон Шварц отправляется туда и видит, как на пустом дворике канонир Петраченко, оставшись в одиночестве, возится у пушки.

— Ты что тут один делаещь?

— Снаряды достреливаю, ваше высокоблагородие. Японцев, как мошки. Даже долго целиться не нужно.

— Отойди от орудия. Ты взят на прицел!

— Ничего, — спокойно ответил Петраченко, засовывая мешок с порохом».

Вот так просто, естественно солдат выполняет свой воинский долг.

А рядом с этой спокойной силой — раздерганный, вялый и беспомощный генерал Фок. С самых первых эпизодов битвы за Артур Борисов противопоставляет эти два начала — русских солдат и высшее командование. Чем дальше от солдат, от боев, тем бесплодней и ограниченней командование, тем беспощадней и сатиричней краски, которыми пользуется Т. М. Борисов, рисуя его бездарность и немощь.

Он сосредоточивает свое внимание главным образом на описании Фока и Стесселя.

Сатиричность в обрисовке Фока нарастает постепенно. Изображая его в момент сражения под Киньчжоу, где русские легко могли закрепиться и ночной контратакой выбить неприятеля, Борисов подчеркивает крайнюю растерянность Фока, который не управляет боем, потому что отравлен страхом перед Куропаткиным, которого он боится больше японцев; вдобавок к этому Фок заражен еще и бестолковостью Стесселя

На первых порах Фок вызывает у нас не только раздражение, но в какой-то мере и сочувствие. Он страдает, сам разоблачает себя, сам себе высказывает приговор и клеймит презрением: «История заклеймит меня, оправданий не подберешь». Однако это самобичевание не столько вызвано искренней горечью поражения, искренним сознанием своей вины, сколько уязвленным самолюбием тщеславного генерала, оказавшегося в смешном положении. К угрызениям совести примешивается жажда славы.

Постепенно образ Фока теряет свою усложненную психологическую развернутость, все явственнее выступает в нем бездеятельность и беспомощность военачальника, желающего только одного — побыстрее сдать Артур японцам. И вместо того, чтобы разумно командовать, вести атаки на японцев, он атакует сознание солдат, пытаясь убедить их в необходимости сдаться врагу. Борисов вводит великолепную сцену, полную иронии, в которой старый генерал посрамляется солдатами:

«— Сдаться не собираетесь? — спрашивает Фок у солдат.

— Ни в коем случае, — выкрикнул ефрейтор. — Это будет позор для вас, ваше превосходительство.

— Разве только для генералов позор?

— Так точно. На вас вся вина ляжет. Вы за всем смотрите, — ответил ефрейтор».

И уже совсем в сатирическом свете выглядит Фок, когда он подает «трактат» о сдаче крепости. Этим документом он хочет стяжать себе славу военного теоретика, хочет «научно» обосновать сдачу крепости и вырвать пальму первенства у Стесселя. Весь эпизод характеризует Фока как старчески болтливого, претенциозного, нелепого и бессильного старика, не понимающего настроения русских солдат и неспособного использовать боевой дух войска.

Еще резче и сатиричней описан Стессель. Борисов знакомит нас с ним в тот момент, когда началась война. Японцы обстреляли русский флот, и Стессель, командующий обороной крепости, отдает приказ занять всем места, соответственно диспозиции, а оказывается, что диспозиции-то и нет, ее не удосужились составить. Артур уже давно был под угрозой нападения, а в крепости никто не знал, что нужно делать и где нужно находиться в случае начала военных действий.

Стессель не очень часто появляется на страницах книги, он держится вдали от событий, происходящих на передовой и составляющих как бы базис художественных построений Т. М. Борисова. События развертываются, а Стесселя все нет и нет. Приемом «отстранения» Стесселя Т. М. Борисов, пользуется для того, чтобы показать разобщенность главного командования и армии. Вот одна из сцен, в которой художественно реализуется эта задача и саркастически изображается «участие» генерала Стесселя в боевых действиях.

Начался жестокий ночной бой, идет атака на третий форт, возможен прорыв неприятеля. А Стессель? Стессель дома с женой.