Возвращение Амура

– Где-то слышал, – усмехнулся Вагранов, догадавшись. Он поднялся и помог встать Ричарду. – А документы на путешествие и геологические исследования у вас имеются? Я, знаете ли, при исполнении, обязан проверить.

– Да-да, of course [51]. – Остин огляделся, видимо, в поисках своих вещей; не найдя, растерянно обшарил карманы, обнаружил только бумажник и развел руками: – Ви знаетье, мистер Вагранофф, оньи, probably [52], утонульи… instead of… вместо менья. – Он грустно улыбнулся своей шутке.

Но Вагранов на шутку не откликнулся:

– В таком случае, мистер и миссис… э-э-э… Остин, я обязан препроводить вас в Иркутск.

Поручик пошел к костру, Остин шагнул за ним:

– No, мистер Вагранофф, это есть неправильно, нам надо на Амур. Нас будут ждать.

– Кто вас там будет ждать? – обернулся поручик. – Китайцы?

– Нет, не китайцы, – вмешалась в разговор женщина. – Нас будет ждать корабль, господин Вагранов. Мы не знаем, какой именно – английский, французский или американский, – но он обязательно будет. Мы должны вернуться в Европу.

– Ничего страшного: не дождется и уйдет. А вы вернетесь: мы вас отправим в Петербург, а там и Европа неподалеку. Так что не пропадете. Вы, Алиша, по-моему, вообще нигде не пропадете.

Хелен вскинула голову:

– Вы обознались, господин поручик. Я – миссис Остин.

– Ничуть в этом не сомневаюсь, – засмеялся Вагранов. – И его превосходительство засвидетельствует вам в вашем новом качестве свое почтение.

Хелен вспыхнула и отвернулась. Остин понял, что это – конец, операция провалена окончательно и бесповоротно. Надо вернуть хотя бы деньги, потраченные на плот и наем плотовщиков. Он сказал об этом Хелен, попросив объясниться с Казаковыми. Она сначала отмахнулась, но Ричард напомнил ей слова сэра Пальмерстона, и Хелен смирилась.

– Мастер Евлан, – обратилась она к старшему Казакову, – наш сплав не состоялся, поэтому будьте добры вернуть деньги.

– Каки таки деньги? – удивился Евлан.

– Что за деньги? – поинтересовался поручик.

– Семьсот рублей за плот и пятьсот за сплав. Всего тысячу двести рублей.

Евлан открыл было рот, но поручик остановил его:

– Минуточку, господа хорошие. Мистер Остин, плот заказывали вы?

– Он заказывал, – прогудел Евлан. – Штоф водки выставил.

Остин кивнул, соглашаясь.

– Плот был сделан, и вы его одобрили, – продолжал Вагранов, даже не спрашивая, а утверждая. Хелен перевела его слова, и Ричарду ничего не оставалось, как снова кивнуть. – Работа должна быть оплачена, так что семьсот рублей долой. Дальше. Есть такое понятие – форс-мажор…

– Это чё за зверь? – поинтересовался Богданов, хранивший до того стеснительное молчание.

– Это, Кирик Афанасьевич, не зависящие от исполнителя неодолимые препятствия. Евлампий Тимофеевич, ты говорил заказчику про такие скалы, как этот Чертов Куцан?

– Как не говорить! – отозвался Евлан.

– А он что?

– Дык, ничё, грит, где наша ни пропадала.

– Так и сказал?

– Ну, вроде того. Они с дамочкой побалаболили промеж себя, и она сказала.

– Какие тогда претензии? – спросил Вагранов у Хелен. Та отвернулась и промолчала.

Остин взял Вагранова под руку и отвел в сторону:

– Сэр, I swear.. я кльянусь: я имьел все докумьенты! Слово джентльмена!

– Не извольте уговаривать, господин хороший. Здесь не частная лавочка, я – человек государственный и не могу преступить закон. А закон требует, чтобы у вас на руках были документы и разрешение. Думаю, как джентльмен вы меня понимаете. Так что собирайтесь в путь-дорогу, сэр, вместе с вашей миссис – как ее? – Хелен Остин! Кстати, скажу вам по секрету, – Вагранов с заговорщической улыбкой склонился к уху англичанина – Она совсем не изменилась с той поры, как была на Кавказе просто Алишей.

Глава 10

Тарантас, запряженный парой коней, пылит по дороге, петляющей между сопками, разбежавшимися длинными зелеными волнами по широкой долине, окаймленной по всему горизонту горными хребтами, отдельные снежные вершины которых странно выглядят в солнечный сухой и жаркий день.

Гребни сопочных волн кое-где пенятся темнохвойником, зато их подножья и распадки весело играют разнотравьем, густо перемешанным луговыми и лесными цветами.

Над всей этой упоительной красотой невесомым паутинным пологом висит звенящая тишина, сотканная из пения цикад и жаворонков, скрипа колес тарантаса и равномерного глуховатого перетопа лошадиных копыт, негромких разговоров верховых казаков, едущих впереди и сзади тарантаса, и сладкого посапывания сморенного жарой Васи Муравьева, прикорнувшего рядом с генералом, который самолично правит упряжкой.

Э-эх, благодать! Так бы ехать и ехать до самого краешка земли, наслаждаясь чистым воздухом и покоем. Генерал давно уже снял свою полевую фуражку, расстегнул мундир и рубашку и с удовольствием подставил грудь легким наплывам душистой прохлады, иногда приходящим с лугов.

Один из казаков авангарда, урядник Аникей Черных, придержал коня, поравнялся с тарантасом.

– Ваше превосходительство, однако, ктой-то встречь бежит. Одноконь…

Остановились, прислушались. И верно: издали донесся дробный стук копыт, а через мгновенье из-за поворота, скрытого подступившей к дороге тайгой, выскочил всадник на лошади, идущей наметом.

Муравьев сразу подтянулся, застегнулся на все пуговицы, надел фуражку. От его резких движений проснулся Вася и, ни о чем не спрашивая, тоже быстро привел себя в порядок.

Всадник подскакал к тарантасу. Лицо его было красное и потное, длинные темные волосы на непокрытой голове разметались мокрыми прядями, распахнутый форменный сюртук горного инженера в пятнах пыли. Увидев генерала, он натянул поводья так, что лошадь привстала на дыбы и попятилась.

– Что случилось? – резко бросил Муравьев. – Я – генерал-губернатор Муравьев. Кто вы и откуда?

– Я – с Калангуйского рудника, ваше превосходительство, горный мастер Петелин. Староверы у нас взбунтовались. И каторжане за ними волнуются. Бергмейстер вооружил, кого мог, а меня за помощью отправил.

– В чем причина бунта?

– Церковь требуют свою, староверскую.

– Ясно. Берите свежую лошадь. – Муравьев махнул арьергарду. Казаки спешились и подвели своих коней. Генерал прямо с тарантаса вскочил в седло, Петелин взобрался на второго коня. Но Вася Муравьев вдруг взволновался:

– Ваше превосходительство, а мы? Вас сопроводить?

– Не надо. Следуйте в Калангуй.

– Дядюшка, возьмите хотя бы оружие!

– Бунты надо подавлять не оружием, а переговорами. – Муравьев ударил коня каблуками. – Петелин, за мной!

Они долго скакали молча бок о бок. Долина осталась позади, сопки становились все выше, тайга подступала к самой дороге, сквозь деревья часто проглядывали скалы и каменистые откосы. Генерал сосредоточенно смотрел вперед, на дорогу, а Петелин не решался чем-либо потревожить его раздумчивое молчание. Только на развилке рискнул сказать:

– Нам направо.

– Стой! – мгновенно среагировал Муравьев. – Указателя нет – как мои люди узнают, куда ехать?

Петелин смутился: он об указателе никогда не думал. Да и никто, пожалуй, не задумывался: кому надо, те направление знают.

Муравьев размышлял несколько секунд, потом сломил ветку ольхи, росшей прямо у дороги, и на образовавшийся после слома тычок повесил свою фуражку козырьком в правую сторону.

– Василий умница, поймет. Далеко нам еще?

– Версты две… с половиной.

– Ладно, трогай! Время не терпит.

Поскакали дальше. Петелин был мрачен: ему решительно не нравилось, что генерал-губернатор ринулся «в бой», не зная обстановки и не пытаясь ее разузнать. Как бы чего худого не вышло из этой затеи.

Однако он ошибался.

– Старообрядцев у вас много? – спросил вдруг Муравьев.

– Что? – очнулся от унылых раздумий Петелин.