Возвращение Амура

Вообще, Федор Петрович сыграл в судьбе Геннадия Ивановича весьма значительную роль. Десять лет, после Морского кадетского корпуса и офицерских классов, он служил в эскадре контр-адмирала Литке на кораблях «Беллона», «Аврора», «Ингерманланд», ходил вокруг Европы, стал опытнейшим моряком, а все оставался в звании лейтенанта и в положении наставника великого князя. Он не роптал и верил в свою счастливую звезду, которая, наконец-то, выглянула из-за плотной завесы облаков, когда он получил звание капитан-лейтенанта, а потом и назначение командиром «Байкала».

Экипаж командир должен был набирать сам. За этим, в общем-то, дело не стало. Первый помощник определился сразу – старый друг еще по офицерским классам, лейтенант Петр Казакевич, а уж он привел лейтенанта Александра Гревенса, мичманов Грота и Гейсмара, офицеров корпуса штурманов поручика Халезова и подпоручика Попова… Все молодые, энергичные, готовые жизнь положить во славу России.

Вот только путь к этой славе перекрывали банки и мели, как устье Амура в пресловутом докладе подпоручика Гаврилова, два года назад сделавшего очередную, может быть, последнюю попытку найти это загадочное устье. Именно на него сослался светлейший князь Меншиков, когда Невельской представил ему план предполагаемых исследований Амурского лимана. И даже не на сам доклад, а на его последствия.

– Я тебе так скажу, милейший Геннадий Иванович, – говорил князь, заложив левую руку за спину и расхаживая по своему огромному кабинету, стены которого были увешаны морскими картами, а посредине стояла огромная астролябия; проходя мимо нее то с одной, то с другой стороны, адмирал каждый раз подкручивал шар, изображающий Землю, – мне как начальнику Главного морского штаба весьма по душе твоя идея закрепить Россию на берегах Тихого океана, и в частности, – он остановился, поднял длинный узловатый указательный палец и, подержав секунду для назидания, разгладил им седые усы, – да-да, в частности, определить значимость Амура как единственной в тех краях крупной реки, впадающей в этот океан, для снабжения войск и кораблей. Да-с, по душе! Я ведь тоже сомневаюсь в выводах Лаперуза, Броутона, добрейшего Ивана Федоровича Крузенштерна и уж, конечно, Александра Гаврилова, который по болезни не смог все детально обследовать. Сомневаюсь! Да-с! – Меншиков снова поднял палец и так же разгладил усы. – Однако разрешить тебе провести новое обследование не могу.

– Но почему? – вырвалось у Геннадия Ивановича.

– Ну, батенька, что ты как маленький? Ты же отлично знаешь, какую резолюцию государь наложил на докладе Гаврилова. Не без подсказки канцлера Нессельроде, но – какая разница? Амур объявлен рекой для России бесполезной и изучению не подлежащей, и без согласия на то его величества я ничего не могу. Да-с!

Невельской понурил голову, глубоко задумавшись: что же теперь делать?! И не заметил, как старый адмирал подошел к его креслу сзади, и невольно вздрогнул, когда тот, наклонившись к нему через плечо, заговорщически проговорил:

– Однако если ты вдруг окажешься там случайно… непогодой занесет или каким течением… и проведешь обследование ради спасения корабля и экипажа, то, сам понимаешь, никто этого предусмотреть не мог. Но, – палец поднялся в третий раз и погрозил уху Невельского, – если, не дай бог, случатся потери, то вся ответственность ляжет на тебя, милейший. Вплоть до разжалования в матросы. Да-с!

Невельской вскочил, развернулся лицом к князю:

– Я все понял, ваша светлость!

– Но это еще не все. – Меншиков указал на кресло, и Невельской послушно уселся снова. – Провести обследование Сахалинского залива, не касаясь Амура… повторяю: не касаясь Амура!.. ты можешь, если только сэкономишь время перехода. А это будет зависеть от владения твоей командой искусством мореплавания. Да-с, именно так!

– Сэкономить можно и на сроках постройки корабля.

– Каким образом? Ты же предлагаешь там массу переделок: укрепление корпуса, дополнительные переборки, противоледовая обшивка… На это, батенька, наоборот, нужно добавочное время!

– И даже с учетом этого постройку можно завершить не к осени, а к середине лета. Тогда еще до конца августа «Байкал» сможет отправиться в плавание и, по расчету Федора Петровича Литке, в мае-июне уже прибыть в Петропавловск. Нужно только ваше распоряжение и письмо к хозяевам верфи…

– Ох уж этот мне Федор Петрович, – проворчал Меншиков. – Знает, как я к нему отношусь, и пользуется самым бессовестным образом. – Князь задумался на минуту и вскинул голову так, что взметнулись седыми крылышками пышные бакенбарды. – Хорошо, Невельской, я отдам необходимые распоряжения. И письмо напишу. Но, повторяю, под твою полную ответственность. Я заходить в Амур не разрешаю. Да-с!

Фирма «Боргстрем и К^о» в Гельсингфорсе, строившая «Байкал», получив письмо светлейшего князя с просьбой ускорить работу, спустила транспорт на воду 10 июля 1848 года, на два месяца раньше срока, предусмотренного контрактом. Кораблик получился небольшой, но славный: всего на 480 тонн водоизмещением, однако с хорошей остойчивостью и добрыми мореходными качествами; полное парусное вооружение двух мачт позволяло развивать ход до восьми с половиной узлов, что превзошло самые смелые ожидания.

21 августа пароход «Ижора» выведет загруженный мукой, сахаром и другими продуктами и снаряжением для Камчатки и Охотска «Байкал» с Малого Кронштадтского рейда за Толбухинский маяк, и паруса унесут его через штормовую Балтику в Атлантический океан. Пять остановок для пополнения запасов пресной воды и свежего продовольствия (из них две, в Рио-де-Жанейро и Гонолулу, – для осмотра и ремонта судна после многодневных изнурительных бурь, которые, словно по сговору с Нессельроде, будут стараться задержать Невельского, не дать ему выполнить задуманное), причем время стоянок командир сократит беспощадно, и 12 мая 1849 года, преодолев сильнейшие шторма на пути от Гавайев до Камчатки, «Байкал» войдет в Авачинскую бухту. На весь переход он затратит всего восемь месяцев и двадцать три дня.

Но это все будет еще очень нескоро.

Глава 9

В Нерчинске было пасмурно и сыро, но без грязи. По крайней мере, на Пушниковской улице, что шла по левому берегу Нерчи. Ее проезжая часть была засыпана галечником и утрамбована – получилась достаточно широкая, чтобы могли проехать встречные экипажи, дорога, которая не заплывала грязью даже в проливные дожди. А лошади ступали без боязни сбить о камни копыта – только подковы позванивали, попадая иногда на крупную гальку.

– Славно сделано, – заметил Вагранов. – Интересно, кто догадался?

– Градоначальник, – откликнулся Богданов. – Все важные улицы так замостил.

– Да ну! А где деньги нашел?

– А у купцов. Их тут, богатых, много, лавок несчитано. Те же Кивдинские, Карякины… Нерчинск-то до Кяхты торговым центром был. Вона какой каменный Гостиный двор отгрохали. Знатоки говорят: не хужей московского. Сам увидишь.

– Как-нибудь потом. Сейчас давай к исправнику. Англичан нельзя упустить.

– Да мы уже подъехали. Лишь бы дома был…

В город посланцы генерал-губернатора успели к обеду, потому не поехали в городскую управу, при которой находился полицейский участок, а решили, не теряя драгоценного времени, потревожить исправника в домашней обстановке.

Штабс-капитан Кичин к трапезе еще не приступал и, разумеется, пригласил нежданных гостей к столу. Гости не отказались, поскольку почитай сутки были в седле, лишь в Шелопугино остановившись на пятнадцать минут – сменить лошадей и выпить чаю. Однако Иван Васильевич первым делом спросил:

– Англичане еще не сплавились?

– Нет, – ответствовал Кичин. – Завтра с утреца уходят.

– И что, Петр Афанасьевич, разрешение у них имеется?

– А как же, Иван Васильевич! Самолично проверял. Бумага от Главного управления.

– А кто именно подписывал, случайно не упомнили?

– Помилуй бог, конечно, помню: управляющий делами Синюков.