Мистерия, именуемая Жизнь

— Не против Франции, а против Людовика XIV! Хоть Людовику и приписывают слова "Государство — это я!", постараюсь доказать ему обратное. Людовик XIV еще не Франция. Много на себя берет! Словом, если я создам политический кризис, могу ли я быть уверен в солидарности Мальтийского Ордена?

— Вы хотите сказать — спровоцируете политический кризис? И на какую солидарность вы рассчитываете? На войну?

— Гм… Не обязательно. Кризис — еще не война. Например, морская блокада…

— Наши никогда не пойдут на это, — убежденно сказал дон Энрике, — Вы, что ли, хотите, чтобы наш флот не пропускал суда из Тулона, Марселя и других портов южного побережья? А с севера натравить Карла Второго? На Карла тоже не рассчитывайте! Если ваша информационная бомба взорвется, Англия это переживет! После казни Карла Первого и непрерывных гражданских войн англичан уже ничем не удивишь. Что же до нас… Делать нам, что ли, нечего, чтобы закрывать морские пути для кораблей из Тулона и Марселя? Вы сидите здесь в глуши и не знаете, что на свете творится!

— Так расскажите, будьте так любезны. Развлеките провинциального священника.

— Подождите. Пожалуйста, подождите. Я в некотором шоке от того, что узнал от вас. О вашем испанском, английском, мальтийском вариантах военного блока против вашей родины.

— Никоим образом. Я устал повторять вам одно и то же — я угрожаю лично Людовику Четырнадцатому. От этого я не отказываюсь. И беру под защиту его всеми забытого брата-близнеца.

— Всеми?

— Всеми — кроме меня! Никому не нужный, лишний принц, лишняя лилия в венце французских королей. Дитя, обреченное на безвестность и забвение, брошенное собственными родителями. Разве не так? А Людовик… Он вам всем еще покажет. Он уже начал, и начало было впечатляющее! Я не исключаю возможность войны. Но короткая война — и затем продолжительный мир, гарантом которого будет Филипп, мой принц. Это лучше, чем череда непрерывных войн, в которые втянет Францию Людовик. Четырнадцатый. Вот что я хочу предотвратить. Вот что вы, мальчишка, никак не можете понять.

— Но в этой даже «короткой», даже «маленькой» войне будут новые жертвы! Не должны христиане убивать друг друга! Грех это!

— Это на Мальте вас осенило?

— Можно считать, что да. И поверьте, нам лучше объединиться против общего врага, с которым мы ведем борьбу почти в одиночку много лет подряд.

— Вы о мусульманских пиратах?

— О них, проклятых.

— К чести Испании, должен заметить — ваша страна давала отпор этим отщепенцам.

— Благодарю вас от имени Испании, — церемонно сказал дон Энрике, — да будет вам известно, что Франция вступила в войну с Алжиром.

— О! — воскликнул Арамис, — Отличная новость! И кто же руководит этой экспедицией?

— Герцог де Бофор.

— Тем лучше! Вы не поняли? Объясняю. Мне не хотелось бы драться с Бофором. Герцог мой старый друг. Я опасался, что его Людовик пошлет на Бель-Иль. Это было бы печально — велеть открыть огонь по Бофору. А если корабли нашего славного адмирала ушли в Алжир — от всей души желаю милому герцогу победы, попутного ветра, как говорится — семь футов под килем. И мы за обедом непременно выпьем за тех, кто в море. А поскольку у Людовика не лучший в Европе флот, я могу не опасаться нашествия и перевести дух.

— Вы так полагаете? — печально спросил дон Энрике.

— Я уверен, что Людовик не осилит войну на два фронта. Но нельзя ли поподробнее о милейшем Бофоре? Впрочем, ваша новость стоит того, чтобы мы не откладывали до обеда.

Арамис позвонил. Принесли вино.

— Итак — до дна — за тех, кто в море.

— За тех… — тихо сказал дон Энрике. — О Бофоре?

— О Бофоре.

— Я расскажу вам все, что знаю, хотя знаю я не так уж много. А для начала взгляните на это, — с этими словами дон Энрике достал из кармана сложенную афишку, развернул ее, и, расправив на столе, подал Арамису. С афишки улыбался розовощекий усатый красавец в гвардейском мундире на фоне парусника и ярко-голубого моря. Заставка в низу афишки изображала шпаги, ядра, мушкеты, пушки. Якорь. В центре композиции афишки красовался раскрытый пиратский сундук, битком набитый золотом и разными сокровищами.

— Солдат! Хочешь разбогатеть? Вступай в армию Бофора! — прочел Арамис и иронически заметил: — Дешевка! На такую рекламу клюнут разве что романтические мальчики, подобные вам, дон Энрике…

— У вас другие предложения?

— Надо подумать, — сказал Арамис, — Я не занимаюсь рекламой и вербовкой охочих до приключений юнцов. И я, честно говоря, не успел свыкнуться с этой мыслью — о том, что мы вступили в войну. Все это как-то неожиданно. И подобными афишками увешан весь Париж? Кто же художник? Исполнено смело, надо отдать должное… Люк… Люк Куртуа… Люк Куртуа? Такого не знаю. Кто-то из молодых.

— Я привез вам только один вариант — наиболее яркий и нахальный. Есть и другие подобные произведения, более тупые. Париж, вы говорите? Не только Париж. Я проезжал Нант, там все этими бравыми ребятами увешано — от лавок до церквей. Люк — художник при Штабе Бофора. Восходящая звезда, говорят. Даже по этой работе видно.

— Что ж, — сказал Арамис, — Когда-то надо было начинать. Правда, несколько преждевременно…

— Но теперь, епископ, появляется возможность выступить единым фронтом против общего врага. Если ли смысл в том, чтобы распылять силы на междоусобицы? Это еще один мой аргумент против вашего варианта. Я не уверен, что Испания соберет большой флот. Но Пираты Берберии — наши заклятые враги. Франции они так не досаждали, как Испании, должен заметить. Политика в Средиземноморье складывается так, что ни королю Испании, и Великому Магистру невыгодно ссориться с Людовиком Четырнадцатым. Мы должны быть едины.

— А конкретнее? Мы — это…

— Мы — это вот!

Энрике де Кастильо нарисовал геральдическую лилию, восьмиконечный крест Мальтийского Ордена, льва и замок — эмблему Испании.

— Сколько в вас еще детского пафоса и романтики, дон Энрике! Лилии Франции… Львы и замки Леона и Кастилии, крест Мальтийского Ордена… Украсьте этими дорогими вам символами вот эту афишку.

— Люди умирают за эти символы, епископ.

— Новобранцев Бофора приглашают умирать не за символы, а за сокровища, — Арамис щелкнул ногтем по сундуку с золотом на заставке, — В соответствии с нравами эпохи. За лилии! Держите карман, сир. Таких дураков нынче нет.

— Такие дураки еще остались. И я один из них. На протяжении столетий мой Орден воевал с исламом, — сказал дон Энрике, — Из этого не делали шума, это была наша работа. Наша повседневная жизнь. Беспрерывная война. Но во Франции экспедицию Бофора провозгласили Девятым Крестовым Походом, и вся эта экзотика моментально вошла в моду. Мы присоединимся к Бофору. Но все то, что предшествовало этой войне, напоминало разрекламированную премьеру модной пьесы — жанр определить затрудняюсь, ваше преосвященство.

— Жанр определит время, — заметил Арамис.

— И вот: зрители ждут! Зрителям нужно нечто экстраординарное!

— Бофор зрителей не разочарует, — улыбнулся Арамис, — Значит, с Людовиком мир и дружба. А мой протеже… Я о принце говорю — будет гнить в тюрьме?

— Знает кошка, чье мясо съела, — фыркнул дон Энрике.

— А это вы к чему?

— Что же вы его в Во-ле-Виконте бросили на произвол судьбы?

— Так сложились обстоятельства. Но принц жив, я уверен, что Людовик не осмелится казнить брата. Боюсь только, бедный юноша попал из огня в полымя. И сейчас камера Бастилии показалась бы дворцом по сравнению с нынешним местом его заключения. Я склонен это предполагать потому, что после побега или неудачного похищения из тюрьмы за узником обычно ужесточают надзор. Это грустно, но приходится смотреть правде в глаза.

— Это тайна и для нас, епископ. О судьбе принца и нам ничего не известно. Но можно и нужно добиваться его освобождения законным дипломатическим путем. Такова точка зрения моих руководителей. Упомянутые вами европейские державы могут морально осудить Людовика и требовать восстановления нарушенных прав его брата, французского принца и испанского инфанта. Для Англии и Испании Филипп не чужой — мы говорили об этом. А вам мы готовы предоставить убежище. И не сравнивайте себя с освобожденным пленником мусульман. И к вам и к вашему другу будут относиться как к представителям принца, как к его ближайшим сторонникам, словом — как к важным персонам.