Ушкуйник. Бить врага в его логове!

– Ну вот, Кондрат, и проводник твой. Знаком?

– Еще как!

– Тогда езжайте с богом и возвращайтесь с победой. Сам бы поехал – аж руки чешутся, да не могу, дел много.

Мишаня с Кондратом ехали впереди колонны. Только в полуверсте, опередив их, скакали двое дозорных.

– Кондрат, ты же десятником был?

– Был, а ноне – сотник! – гордо заявил Кондрат.

– Прими мои поздравления! – прокричал Михаил.

Дальше скакали молча. Попробуй поговори, когда трясет и встречный ветер слезы из глаз выжимает.

До вечера до Шадрина добрались. А там – на постоялый двор.

Мишаня – сразу к хозяину:

– Нет ли у тебя на постое худощавого парня именем Савва?

Хозяин мотнул головой.

– Два дня постоялый двор пустой. Боятся обозники ездить.

Понятное дело – в Шадрино, Ладейно и Хлынове весть о нападении на обоз разнеслась мгновенно.

Проснулись рано и, едва рассвело, отправились в путь.

К полудню Мишаня узнал знакомые места. Вот дорога в лесу, где они с Саввой отбивались от вотяков. Вот поле, где напали на обоз. Там еще стояло несколько брошенных пустых саней, валялись слегка припорошенные снегом трупы русичей и вотяков. А где же Савва? Договаривались же здесь встретиться!

– Ну, где твой охотник? – сурово спросил Кондрат.

– Договаривались, что он здесь ждать будет. Может, вотяки далеко ушли? Не успел он вернуться?

– В какую сторону они ушли?

– Сюда, – махнул рукой Михаил.

На снегу еще были видны следы конных копыт и саней. По ним и двинулись дальше. Местами – особенно в низинах – следы терялись под снегом. Тогда дозор впереди описывал широкий полукруг, и след вновь находили.

К вечеру остановились на стоянку в лесу. Лошади обгрызали еловые ветки. Костер не разводили, боясь себя обнаружить. Спали на снегу, хорошо – полушубки овчинные теплые. Ноги только мерзли в сапогах. Валенки бы сюда, да в них не повоюешь – даже ноги в стремя не вденешь.

Утром снялись со стоянки быстро. Дозор следы отыскал. В лесу-то они сохранились лучше, чем в поле да лощинах.

Было уже за полдень, когда дозор увидел и задержал мужчину. Это оказался Савва.

– Прости, Михаил, не успел вернуться. Коня нет, лыж нет, а по снегу идти быстро не получается.

– Ты нам главное скажи – вотяков не упустил? – вмешался Кондрат.

– Нет, до места выследил. Верст через десять деревня ихняя – с полсотни домов. Пленных в амбаре большом заперли. Из похода вотяков двадцать два человека вернулось – я счесть успел. И в деревне еще два десятка воинов оставалось. Вождь ихний, которого я стрелой ранил, помер. Если я не ошибаюсь, сегодня хоронить будут его или сжигать. Какие у них порядки, у этих язычников, – кто его знает.

Савва замолк. Кондрат сплюнул.

– Ежели они язычники, то на похоронах жертву человеческую приносят.

– Тогда чего мы стоим? – горячо воскликнул Михаил. – Савва, веди!

Савве дали коня из запасных, и сотня по его следам пошла к вотякской деревне. Но как ни торопились они, а почти полдня ушло. Быстро по лесу не поедешь – ноги коням сломать можно. Попади копыта в барсучью нору или на кучу валежника – поди разгляди, что там под снегом.

К вечеру вернулись дозорные.

– Впереди, в полуверсте, деревня ихняя. Суетятся чего-то, поленья в центре складывают – вроде костер большой палить хотят.

– Савва, проводником будешь. Веди два десятка вокруг деревни. Надо, чтобы ни один вотяк не ушел. Мужчин всех убить, стариков – тоже. Женщин и детей – в плен. Продадим их потом татарам. Пусть на своей шкуре испытают, что вятичам готовили, – жестко распорядился Кондрат.

Савва с воинами уехали. Выждав время, Кондрат сказал:

– Приготовились!

Воины скинули полушубки и шапки, из чересседельных сумок достали и надели шлемы. Запасные кони и полушубки остались под охраной двух воинов.

– Вперед, только молча!

Конный отряд выбрался из леса на обширный луг вокруг деревни, рассыпался полукругом и начал разбег. Воины выставили вперед копья. Мишаня стоял рядом с Кондратом. Копья у него не было, да и пользоваться им он не умел – держал в руках заряженный арбалет.

В деревне их заметили поздно. Большинство жителей собралось вокруг огромного костра, и лишь случайно кто-то из них заметил чужих воинов. Тут же поднялся крик, женщины и дети кинулись по домам, надеясь укрыться. Вотяки-мужчины пытались выстроиться цепью и организовать оборону.

Мишане вспомнилось вдруг, что вотяки так же напали на обоз, а русские пытались защищаться. Сейчас ситуация поменялась с точностью до на-оборот.

Удар конницы был сокрушительным. Снег окрасился кровью. Не меньше половины мужчин были смяты первым ударом.

Мишаня заметил, как из деревни, схватив детей, бежали к противоположной опушке женщины. Но навстречу им выезжали русские конники.

В центре улицы, на небольшой площади ярко полыхал громадный костер, на самом верху которого виднелось тело убиенного вождя. Пламя уже добралось до него, тело корчилось, и смотреть на это было жутковато – казалось, что вождь ожил и хотел подняться, чтобы встать на защиту деревни.

Воины дрались с вотяками на саблях. Мишаня держался чуть позади. Неожиданно он заметил, как один из вотяков схватил горящую головешку и побежал от места боя в сторону. Мишаня почуял неладное и ударил коня пятками в бок, пустив вскачь за вотяком.

Избы уже заканчивались. Вотяк подбежал к большому амбару.

«Поджечь хочет! – вспыхнуло в мозгу у Мишани. – Там же пленники!»

Михаил остановил коня, вскинул арбалет, и только вотяк замахнулся горящей головней, чтобы закинуть ее на крышу из соломы, как Мишаня нажал на спуск. Вотяк рухнул в снег, головня, зашипев, погасла.

Мишаня подбежал к амбару. На крепких двустворчатых дверях висел пудовый железный замок.

«Самому не сбить!» – отчаялся Миша. Он заскочил внутрь ближайшей избы и остановился, оглушенный визгом женщин и детей, забившихся в угол.

– Топор давай!

Женщины испугались еще больше, визг перешел в вой. Видимо, они решили, что русский хочет разбить им головы.

– Топор давай, мать вашу! – выругался Мишаня.

Одна из старух указала на дверь.

«Выгнать хочет, что ли?» – подумал Мишаня. Потом дошло – инструменты в санях лежат, в самих комнатах их не хранят.

Впопыхах он пробежал сени, не заметив развешанного на стене инструмента. Схватив топор, вернулся к амбару, обухом топора двумя ударами сбил замок и отворил одну створку двери.

– Выходи, люд православный, свобода!

Из проема выглянуло несколько испуганных лиц.

– Да это же купчик молоденький, из обоза нашего!

И тут же из амбара посыпался народ. Оказалось, что тут сидели в заточении не только хлыновские обозники. Были и устюжане – даже люди из Ярославля и Владимира.

Большую партию живого товара для продажи приготовили вотяки. Кто-то благодарил Мишаню за спасение, некоторые, не веря в освобождение, бросились в лес. Были и такие, кто, выломав жерди из забора, побежали по улице к центру, надеясь встретить обидчиков и поквитаться.

Мишаня взял лошадь под уздцы и повел к площади.

Бой уже закончился. Недалеко от костра сидели на снегу связанные вотяки. Сюда же подтянулись и освобожденные пленники.

– Что с ними делать будем? – с коня вопрошал Кондрат.

– Смерть! Смерть им!

Не раздалось ни одного голоса в защиту.

– Повесить! – распорядился Кондрат.

Воины шустро перекинули веревки через ветки деревьев, и вскоре все пленные вотяки уже были повешены.

– Как тати поганые сдохли, а не воинами в бою погибли! – сплюнул Кондрат. – Идите по домам, забирайте сани и своих лошадей.

И сами воины тоже пошли по избам – собирали трофеи: шкурки зверей, оружие, железные изделия.

На околице формировался обоз. Купцы, отыскав своих коней и сани, выезжали на окраину деревни. Женщин и детей, разрешив им одеться, сажали в сани. По избам как ураган прошелся – забрали все, что имело мало-мальскую ценность.

– Поджигай! – скомандовал Кондрат.