Побег из Фестунг Бреслау (ЛП)

- Но это ведь очевидно. Шесть.

- Но почему тогда любой кретин крикнет, что семь? Почему только ты знаешь ответ, который ведь везде написан?

Шильке позволил захватить себя врасплох.

- Но почему?

- Потому что только ты умеешь слушать. Слушать, наблюдать, делать выводы. Ты гений, дорогой мой Майкрофт. Причем, твердо ступающим по земле на обеих ногах. – Холмс извлек из кармана хорошенько послуживший портсигар и старомодную зажигалку. Какое-то время он игрался ними, а потом произнес: - Только все это придется изменить.

- Что изменить? – Беседа все сильнее увлекала Шильке. – Мне уже не надо твердо ступать по земле?

Холмс закурил сигарету. Даже это он сумел сделать таким образом, что обратил на себя взгляды нескольких сидящих рядом посетителей.

- Да, - ответил он. – Вместо того, чтобы ходить по земле, ты должен высоко летать над ней. Но, прежде всего, ты обязан отличаться от других людей.

- Мне следует играть, как и ты?

Его собеседник отрицательно покачал головой.

- Я ничего не играю. Просто я – иной. И я научу тебя этому же.

- Извини, но я не понял.

- Пока что тебе понимать и не надо. Давай вернемся к той идее, которая меня очень заинтересовала.

- Но я ведь ее тебе даже и не разъяснил.

- Не надо. Позволишь, если я дам тебе ее краткое изложение?

Шильке кивнул. Он и вправду был ошеломлен выводами Холмса.

- Твой замысел гениален. Зачем терять жизнь, зачем нужно попадать в плен и годами бродяжничать в голоде и сибирских морозах? Гораздо лучше застраховать свою жизнь. Договориться с вражеским агентом и обеспечить ему полнейшую защиту на самые худшие дни – на время боев за Фестунг Бреслау. Взамен ты желаешь защиты уже после прохода армии, ты желаешь избежать допросов, придирок и долгой неволи. И вот что я тебе сразу скажу. Я полностью принимаю этот план. Хотя в нем имеется один серьезный минус.

- Какой?

- А вот перебивать не надо.

- Уже молчу.

- Видишь ли, я ведь был в гулаге. Я видел людей, которые неделями подыхали в собственных экскрементах, видел такие вещи, о которых Данте и не снилось – его преисподняя милая и приятная по сравнению с созданной человеком. Вырвался я оттуда чудом, меня взяли в разведку, потому что в совершенстве владею несколькими языками, и так здесь очутился. Но я не желаю жить в коммунистическом раю по той простой причине, что я его видел. Потому-то в твою идею я хочу внести одно изменение.

- Какое?

- После войны, когда все успокоится, мы испаряемся отсюда вдвоем.

Шильке пошевелился на стуле. Он чувствовал, что в нем постепенно нарастает доверие к сидящему напротив человеку. Одним кратким выводом тот подтвердил, что у него имеется причина не обмануть партнера, когда сам будет сверху, и не выставить его после всего на легкий выстрел, завоевывая тем самым благосклонность начальства.

- Эта твоя концепция мне очень даже нравится, - сказал он.

- Погоди. Ты хочешь, чтобы я стал твоим страховым полисом. Я согласен. Но я желаю, чтобы ты стал гарантом моей пенсии.

- Это в каком же смысле? – допытывался Шильке.

- А в таком, что даже если мы и убежим далеко-далеко, то у меня нет ни малейшего желания стать докером в американском перегрузочном порту. Лично я предпочитаю какой-нибудь экзотический остров, шезлонг и фруктовый коктейль в покрытом инеем бокале.

- Звучит весьма любопытно.

- Нет, просто таким вот сложным способом я хочу сообщить тебе простую вещь. Сейчас, во времена суматохи и разрушения существующего порядка, мы должны собрать соответствующие средства, - продолжал Холмс.

Шильке сглотнул слюну, а Холмс невинно усмехнулся.

- Думаю, мы придумаем – как. С зарплаты, скорее всего, не отложим.

Прозвучало это настолько неожиданно, что Шильке поначалу не мог поверить в то, что услышал. Потом поверил, но не мог понять. Затем понял, но вновь не мог поверить.

- Неужели это означает, что два офицера враждебных одна другой служб, немец и поляк, должны будут грабить на большой дороге, взяв пистолеты в руки?

- Дитер, я тебя умоляю, я уже вижу, как ты грабишь. Зная твою германскую натуру, вначале ты вышлешь жертве приказ появиться на месте грабежа с денежной суммой, зависящей от размера доходов. Затем ты представишь в уголовную полицию план нападения с просьбой его одобрить. После этого ты отправишься к инструктору, чтобы тот научил тебя стрелять, а еще профессионального актера, чтобы тот научил тебя строить страшные мины… ну и так далее…

- Но…

- Прости, приятель. Ты ужасный пацифист.

- Так же, как и ты, - отрезал Шильке.

- Действительно, - согласился Холмс. – И ты, и я – люди, которым во времена смертельно опасного кавардака ради того, чтобы выжить, пришлось надеть на себя мундир. Это называется мимикрией, способностью к приспособлению, которую личностью с нашим интеллектом выработали в себе в ходе тысячелетних войн.

Шильке вступил в игру. Ход мыслей Холмса ему явно понравился.

- Да, да, я тоже читал рассказ Франца Кафки про мозг, который ради эксперимента в лаборатории прикрыли военным шлемом. И мозг испарился.

Неожиданно Холмс глянул на собеседника с любопытством.

- Наши мозги не испарились.

- Это точно, что-то с тем экспериментом было не так. Но, ты ведь прав. Люди с таким, как у нас, интеллектом, как правило, на войне не гибнут. Разве что случайно.

- Вот именно. – Майор Длужевский откинулся на спинку стула. – Так ты принимаешь мой план? – уже без уверток спросил он. – А точнее, корректировку твоего плана?

Перед глазами Шильке внезапно встала вся его предыдущая жизнь. Порядочная, пристойная, если не считать парочки женщин, в котором все было уложено, добропорядочно, морально… если не считать парочки женщин, честная жизнь. Погоди, "честное". А то что он позволил действовать системе подавления? Ну ладно, а что он мог сделать? Позволить себя убить? Нет, Холмс был прав. Это искусство мимикрии. Сам ведь он никому ничего плохого не сделал. Перекладывал свои бумажки на столе, и продолжал бы делать это и дальше, если бы не факт, что это сделалось невозможным. Теперь же нужно было все перевернуть вверх ногами, причем – в течение секунды, но он сам выбрал этот путь.

Интеллигентность, кроме всего прочего, это еще и последовательность в действиях.

- Да, принимаю, - решительно произнес он.

- То есть, мы договорились, - сидящий напротив человек не желал умножать сложностей.

- А как ты собираешься добыть деньги? – напрямую спросил Шильке.

- Идей у меня много, но начнем с простейших. Но это не тема для сегодняшней беседы. В большей степени меня беспокоит то, как сохранить крупное имущество в ходе исторических катаклизмов и того урагана, который обязательно прокатится через этот город.

- И что же ты придумал? – бросил Дитер.

- Это должно быть нечто чудовищно дорогое, но в то же время – небольшое, что легко спрятать.

- Золото?

- Я уже вижу, как после войны ты убегаешь с несколькими центнерами золота на спине сквозь все советские посты. Вот прямо так и вижу, как они тебя – вот просто так – пропускают с улыбками на лицах и желают доброго пути.

- Ну, факт. Алмазы?

- Тепло. Только, скорее, бриллианты. Но все равно, остается вопрос их сохранения во время наибольшего хаоса.

- И где мы их спрячем? – На мгновение Шильке почувствовал себя актером из гангстерского фильма.

- Сам придумаешь. В конце концов, город ты знаешь лучше меня. – Холмс таинственно улыбнулся, и до Шильке дошло, что позволил себя подловить. Первая беседа по вопросам жизни и смерти, а он затрагивает проблему, как запрятать добычу. Боже, что за ошибка! Поляк подставил его, как хотел! Первая более-менее серьезная беседа, а он дискутирует о том, как спрятать бриллианты в чужом сортире. Черт! Что за отсутствие профессионализма. Он буквально укусил себя за язык. Но, все же… Хладнокровно анализируя прибыли и убытки, можно высмотреть еще и выгоды. Польский офицер был теперь уверен в том, что глупый Шильке и вправду говорит то, что думает, а все вокруг – это всего лишь туман, напущенный двумя соперничающими разведками. Сидящий напротив понял, что перед ним находится человек, а не абвер. И он сам дал понять, что перед ним, Шильке, тоже сидит человек по фамилии Длужевский, а польская военная разведка. Именно это мимолетное мгновение вызвало, что только лишь сейчас они обменялись визитными карточками.