Савмак. Пенталогия (СИ)

  Когда мясо сварилось, слуги сняли казаны с треног и посливали воду. Сыновья Скилура нанизали на острые концы своих акинаков по доброму куску мяса из царского казана и кинули их в огонь - угощение для Папая и прочих богов. Двое слуг накрыли доверху наполненный дымящимся мясом царский казан выпуклой крышкой с ручкой в виде двух столкнувшихся лбами баранов посередине. Просунув толстую палку в кольцо, за которое казан на четырёх коротких бронзовых цепочках подвешивали над огнём, они занесли его в склеп и оставили вместе с бронзовой треногой на полу перед шатровым пологом. Третий слуга, спустившийся за ними, поставил рядом плетёную корзину с хлебом и золотую солонку с высокой откидной крышкой, полную отборной крупнозернистой соли. Отвесив спящей в домовинах за пологом царской чете земной поклон, слуги поспешили из задымленного подземелья на свежий воздух. После этого жрецы прислонили, наконец, свои шесты с погремушками к четырём стенкам шатра, погасили шапками огонь в чашах и последними покинули царскую усыпальницу.

  Посидей закрыл за ними на толстый навесной замок крепкую стальную решётку, преграждавшую вход в склеп внизу, затем запер на хитрый внутренний замок наружную дверь мавзолея, сколоченную из толстых дубовых досок и оббитую спереди для пущей надёжности листами красной меди, и вручил кольцо с двумя бронзовыми ключами, длинным и коротким, по скифскому обычаю младшему сыну покойного Палаку.

  Старший сын покинувшего земной мир царя Марепсемис, тем часом, обратясь поочерёдно на четыре стороны, громко пригласил всех пришедших проводить в дальний путь его отца и мать рассаживаться вокруг костров и отведать поминальной пищи.

  Толпа, теснившаяся за спинами сайев, начала стремительно редеть. Воины направились к скале Ария, окутанной дымами сотен костров, на которых слуги варили в походных котлах мясо забитых и освежёванных коней, коров и овец, пригнанных накануне пастухами с царских пастбищ. Народ же, включая неапольских греков, по завершении погребального обряда повалил в противоположном направлении, хлынув с обрыва густым потоком к реке, где для него уже вовсю готовилось из тучных царских стад обильное угощение.

  Следуя обычаю, родственницы покойного - вдовая царица Опия и царевны - из своих рук раздали рассевшимся у догорающих вокруг царской могилы костров знатным мужам румяные хлебные лепёшки, выпеченные накануне ночью и на рассвете доставленные сюда в телегах вместе со всем необходимым для пира. Следом служанки несли на широких деревянных тарелях наваленное горками из казанов, аппетитно дымящееся мясо. Участники пира выхватывали голыми руками понравившиеся куски, самый жирный тут же кидали в костёр для богов, прося сытной и беспечальной жизни Скилуру и Аттале на Небе, остальные накладывали себе на лепёшку. Раздав мужчинам хлебы, царевны присели на колени возле своих мужей, отцов, братьев, сыновей, чтобы и самим вкусить поминальной пищи.

  Тем временем царские слуги доставали из-под рогож и несли от телег к кострам амфоры с греческим вином (стараниями Посидея, пока Скилур и Аттала 40 дней путешествовали по Скифии, царские запасы пополнились тысячами амфор вина: херсонесского - для народа, и заморского - для знати). Аккуратно отбив ножами засмоленные горлышки, они, обходя за спинами участников пира, наполняли до краёв поднятые над головами золотые, позолоченные и серебряные чаши и ритоны. (Двенадцать оправленных в золото воловьих рогов царской упряжки достались на память о Скилуре его близким родичам и друзьям: сыновьям, старшим внукам; один выпросила для своего сына Мессапия, ещё один отдали Посидею).

  Часа через полтора, когда Гойтосир уже начал спуск с вершины прозрачной небесной горы к западному морю, знатные гости потянулись благодарить семью покойного за сытное угощение. К этому времени царские слуги поставили неподалёку два больших шатра, между которыми возле оббитой железом низкой телеги дымился горн походной кузни. В этих шатрах все участники похорон должны были пройти обряд очищения благодатным паром и дымом.

  Покончив с обедом, мужчины выстроились за Марепсемисом к правому шатру, женщины - за Опией - к левому.

  Внутри больших шатров находились маленькие, ниже человеческого роста, конусовидные палатки, составленные из шести обтянутых толстым войлоком ивовых прутьев, с узким, плотно завешенным входом, перед которым сидел с маленьким резным ковшиком в руке жрец-энарей в обвешанном амулетами женском сарафане. У его скрещённых ног стояли на соломенной циновке два берестяных туеска; в одном была очистительная мазь из мелко истолчённой древесной мякоти кипариса и кедра, смешанной с ладаном и водой, в другом - вымоченные в вине семена конопли. Войдя в шатёр, желающий очиститься снимал шапку и пояс с оружием и намазывал лицо и ладони очистительной мазью. Жрец, бормоча изгоняющие дух смерти заклинания, наполнял ковшик конопляным семенем и вручал его осквернённому, а другой рукой приоткрывал перед ним вход в банную палатку, едва освещённую тусклым огоньком глиняной плошки. На плоском камне в центре палатки стоял медный котелок, в котором рдело полдесятка раскалённых докрасна камней. Высыпав пропитавшуюся вином коноплю из ковшика на пышущие жаром камни, очищаемый склонялся над котелком и вдыхал полной грудью валившие оттуда густые, удушливо-сладкие клубы пара и дыма, громко крича от восторга и удовольствия. Через минуту-другую, когда конопляное семя сгорало, участник похорон выползал из банной палатки раскрасневшийся, пропотевший и очищенный, уступая место следующему.

  Царский кузнец Герзий и два его плечистых крепыша-сына, с тёмными, закопчёнными, измазанными сажей лицами, поддувая мехами воздух, калили в горне камни, передавали их время от времени в котелках сидевшим в шатрах жрецам и забирали котелки с остывшими камнями.

  Тем часом царские слуги, служанки и жрецы устроились возле обозных телег пировать припасённым для себя хлебом, мясом и вином, поминая добром ушедших на Небо к предкам старого хозяина и хозяйку. Потом и они, сытые и повеселевшие, потянулись к банным шатрам, теша себя надеждой, что их новые хозяева окажутся не хуже прежних...

  Очистив тела и мысли от гнетущего вида и запаха смерти, с которым жили последние сорок дней, царица Опия, царевны и юные царевичи, не отведавшие ещё по малолетству вкуса вражьей крови, сели в прибывшие за ними из Царского города кибитки и, сопутствуемые охранниками-энареями и многочисленной дворней, отправились во дворец. А четверо скилуровых сыновей, один из которых завтра станет царём, их женатые сыновья, племенные вожди, тысячники и сотники сайев, сев на подведенных слугами коней, поехали к скале Ария, чтобы провести остаток этого тяжёлого дня и долгую бессонную ночь в кругу своих воинов.

  Утро следующего дня - первого дня нового царствования - выдалось туманным.

  Неапольские греки, едва начало светать, поспешили с сыновьями (их жёны-гречанки и дочери, как всегда, остались дома) к юго-западной башне, откуда открывался прекрасный вид на священное поле и скалу с мечом Ария. Но башня и прилегающий к ней участок стены ещё с вечера были захвачены дворцовыми слугами. Пришлось грекам довольствоваться более удалённым от предстоящего действа участком стены, ближе к воротам и мавзолею.

  Когда верхний край золотого шелома Гойтосира выглянул из-за горбатого горного хребта на востоке, к юго-западной башне подъехали верхами царевны и юные царевичи во главе с царицей Опией. Все они, включая сопровождавших их пешком евнухов и служанок, были в ярких праздничных одеждах, а их кони радовали глаз роскошным убранством. Спешившись, они поднялись вслед за матушкой-царицей по крутым деревянным лестницам на верхнюю площадку башни. Евнухи внесли на руках маленьких царевичей, няньки-кормилицы - крошек царевен: все члены большой царской семьи должны увидеть воцарение нового владыки скифов.

  Те, кто не поместился на огороженной высоким зубчатым парапетом квадратной площадке в пять шагов шириной, расположились на примыкающей к башне пятью локтями ниже стене. Среди таковых оказались херсонесский стратег Формион с невесткой Мессапией и внуком Стратоном, Посидей с обеими жёнами, невестками и целым выводком малолетних внучат. В отличие от своих сыновей, Посидей, много лет преданно служа Скилуру и скифам, так и не удосужился попробовать крови собственноручно убитого врага и не имел права быть сейчас на Священном поле в кругу воинов.