Поэзия народов СССР IV-XVIII веков

Сотни раз пронзала сердце, сотни ран болят, кровавы.

Коль о страсти к черным взорам расскажу я скалам,— знаю,

Даже сердце скал недвижных потечет струею лавы.

Насмотреться ли мне вдосталь на тебя двумя глазами?

Глаз я тысячу желаю, чтоб впивать твои отравы.

О луна! Тебя сравню лн хоть с одной из всех прекрасных?

Мельче звезд они, а месяц пред тобой не сыщет славы.

Ну, зачем ресниц кинжалы ты в меня всегда вонзаешь?

Лишь взгляни,— и я повержен, хватит этой мне расправы.

О, как прелесть быстролетна! Улыбнись же мне призывно.

Дважды юности не будет, властны времени уставы.

Коль зажгла ты пламень в сердце Хилали,— побойся: как бы

И в тебя не пали искры,— искры пламени лукавы.

* * *

О луна! Сегодня праздник,— всем открыта взглядам ты.

Бровь — дугой! Равна с луною праздничным нарядом ты.

Счастье всем, тебя узревшим в свете праздничной луны!

В ликованье тот, с которым в светлый праздник рядом ты.

Все идут в твой округ, словпо в область праздничных молитв.

Тут и я в мольбах весь праздник: ведь за этим садом ты.

Все бессменно в этот праздник чтеньем заняты молитв,

А в моих словах бессменно бродишь сладким ядом ты.

Коль стрелу ты с лука брови бросишь в грудь мне,— эта грудь

Будет брови благодарна: ведь во всем отрада ты.

В это праздничное время все в прекрасных влюблены.

Мне не надо их, мне блещешь вожделенным кладом ты.

Весел праздник, одаряют все рабов своих.

Твой раб — Хилали, его за верность приведи к наградам ты.

* * *

Ах, дружна, моя подруга, ты с другим! Увы, увы!

Ты с соперником о беседе — только с ним,— увы, увы!

Мне дала навеки слово, слово верности,— и вот

Беспощадностью твоею я томим,— увы, увы!

Ты, что сумрак обращала для меня в лазурный день,

Скрывшись, день мой обратила в черный дым,— увы, увы!

Хоть к тебе мой влекся разум и к тебе неслась душа,—

Ты угрозою явилась им самим,— увы, увы!

Я взывал: не попадайся, дух мой, в сеть ее кудрей!

Все ж он, бедный, оказался уловим,— увы, увы!

Как жемчужины, внезапно из моих распались рук

Знанья, что сбирал я много лет и зим,— увы, увы!

Хилали среди красавиц был почетом окружен,

Но его мы посрамленным ныне зрим,— увы, увы!

АБДУРАХМАН МУШФИКИ

ТАДЖИКСКИЙ ПОЭТ

Ок. 1538—1588

* * *

Кравчий-утро, наполнив свой кубок, пелену с окоема совлек,

Огневой померанец рассвета нз-за пазухи вынул восток.

Вся земля ароматом весенним задышала и вспыхнула вдруг,

Молодым благовоньем рейхана закурился сверкающий луг.

Вот шиповника пестрые звезды без числа зажигает цветник,—

Словно сотню сверкающих пряжек нацепил он на свой воротник.

Если ночь упивается амброй своего золотого цветка,—

Жажду утра росистым дыханьем благодатно поят облака.

Прибегает пурпурное пламя по зеленому морю дерев,—

Перед ним отступают туманы, сребролунную чашу воздев.

Вот встают венцепосцы-тюльпаны, гордый полк их отважен и нем,

Из зари сплетены их арканы, и на каждом — рубиновый шлем.

По ристалищу — пламенных лилий исступленный отряд проскакал,

Их плащи отливают смарагдом, и у каждой алмазный кинжал.

Засверкала из терния роза, встала зелень из праха земли,—

Ветер дал им щиты и кольчуги, чтоб в сраженье бестрепетно шли.

Костяным нестареющим гребнем он умеет легко расчесать

Непокорную челку самшита, гордых пиний волнистую прядь.

У друзей переполнены кубки, опьянели они на пирах.

Горе мне! На глазах моих слезы, на опущенном темени — прах.

Я один не дружу с небосводом, одному мне враждебна звезда.

Никогда не смеется мне счастье, мне успех не поет никогда.

Камнем в голову рок мне нацелил, уничтожил мое бытие,

Дух мой терпит жестокие муки, попирается тело мое.

Горе мне! Кто в пути оступился, пусть руки милосердной не ждет.

Да пошлет ему милость всевышний от своих безграничных щедрот!

* * *

Кататься вздумала осень по ясной быстрине,—

Листвы челны золотые доверила волне.

Так злобно клинок осенний вонзился в пышный куст,

Что роза, облившись кровью, поникла в полусне.

У солнца нет больше силы вздыматься выше гор,

И тени стали длиннее на дальной крутизне.

Каламу в руках природы подобен ивы лист,

И кажется странной опиской нам зелень на сосне.

Над степью молния взмыла — безжалостный стрелок.

От инея луг сверкает, как звезды в вышине.

О, горе! В плен к Скорпиону попал небесный лал,—

Земля под бременем стужи забыла о весне.

Одна лишь ива Меджнуна, вся в нитях золотых,

Свой дар небесного света приносит тишине.

Вот вихрь-купец к нам причалил из гавани ветвей,

Привез парчи драгоценной в своем резном челне.

Тетрадь зеленая сада вчера была крепка

И вдруг сегодня распалась. Зачем? По чьей вине?

* * *

Сестра, отец наш опочил,— делить имущество пора;

Муллу служить я пригласил, а ты плати ему, сестра.

По справедливости дележ: амбар с зерном нужнее мне,

Зато солому ты возьмешь, свози ее скорей, сестра.

Мужчина должен мягко спать, тюфяк ты отнесешь ко мне,

А ты в ночи должна вздыхать,— стеная, слезы лей, сестра.

Тамбур и кольца долг велит мне, при разделе, взять себе,—

Послушай, как тамбур звенит,— печаль свою развей, сестра

От пола и до потолка пространство мне принадлежит,—

Себе возьмешь ты облака, луна тебе нужней, сестра.

Мы чтить усопшего должны, я на могилке посижу:

Купи халвы, пеки блины, корми моих гостей, сестра.

ШАХ-ИСМАИЛ ХАТА И

АЗЕРБАЙДЖАНСКИЙ ПОЭТ

1485-1524

Б А X А Р И Я

Отрывок из поэмы «Дех-наме»