Избранное

А. Сопровскому

Ты знаешь, а время не шутит

и многого нам не успеть:

зацепит, затянет, закрутит —

сумеем ли вновь уцелеть?

И жить-то осталось немного,

и петь-то осталось чуть-чуть.

Всё чудится лес и дорога,

с которой уже не свернуть.

И, всё-таки, утром янтарным,

земли неоплатный должник,

в поклоне застыв благодарном,

целуя холодный родник,

забудешь последнее слово,

но даже его не жалей,

любуясь разграбленным кровом —

и ржавчиной этой дубовой,

и золотом этим кленовым,

и чёрной листвой тополей,

не траурной, не погребальной,

а просто последней, прощальной,

летящей вслед жизни твоей.

* * *

Костей дорогих, этих рёбер, ключиц, черепов

немыслимый ряд обходя, заблудился б Создатель

под кладбищем Южным, где спать нам во веки веков,

когда навсегда интерес к этой жизни утратим.

Не счесть, повторю, не вместить ни в какой каталог

потерь твоих, Господи. Стыдно понять временами,

что эта душа, к сожаленью, не вечный залог,

и тьма неродившихся молча бредёт между нами.

Не страх, повторю, а надежда, не ужас, но свет,

огонь очистительный. Разве и этого мало?

Слепая судьба постоит, перекрестится вслед,

потом отвернётся, и дальше плетётся устало.

Не мрак, повторю, но сияние вижу вдали.

Не праведник, Господи, но и греху не причастен,

поскольку уже избежал самодельной петли,

а замысел твой мне неведом, но всё же прекрасен,

коль я, по глаголу вбирая российский язык

с рожденья впотьмах, натыкаясь на каждую тему,

блуждая, прозрел, и, наверное, что-то постиг,

вплетая свой голос в его корневую систему.

Е.Игнатовой

* * *

История, как правило, не лжёт,

но опускает мелкие детали.

Когда-нибудь мы сможем вспомнить год,

а месяц, день, наверное, едва ли.

Часы, минуты прожитого дня

не возродить. Бессмертны лишь мгновенья.

История не лжёт, но и она

стирает кое-что без сожаленья.

Эпохе не хватает мастерства.

Добротности твореньям не хватает.

Лишь музыка — мгновеньями жива,

лишь у неё такие же права,

что и у смерти — душу возвышает.

Всё прочее — слова, слова, слова…

* * *

Теснота — почти уют,

темнота — почти свобода,

не на шутку непогода

разгулялась, капли бьют

то впопад, то невпопад

по стеклу и по карнизу —

целый мир дождём пронизан,

вымок с головы до пят.

Хорошо в такой ночи,

укрываясь с головою,

просто быть самим собою —

ни любимой, ни свечи

бесполезной, ни мечты,

ни прозрения ночного —

ничего тебе такого,

что достойно суеты.

Хорошо, зависнув средь

отсыревшего бетона,

слушая, как монотонно

хлябь колотится о твердь,

полуспать, но извлекать,

поминая Пастернака,

мрак из света, свет из мрака,

из забвенья благодать.

Полуспать, но подгонять

слово к слову, к строчке строчку,

забывая ставить точку,

не умея перестать,

низвергаясь, словно дождь,

изливая на бумагу

эти слёзы, эту влагу,

эту внутреннюю дрожь.

Чтобы строки шли внахлыст

и крест-накрест, как угодно,