Избранное

Застывают в жилах соки.

Для чего же я долдоню? —

Чтоб не слышать одинокий

ветра плач, да крик вороний.

С каждым днём всё глубже дали,

всё прохладней свет вечерний.

Мокнут листья на асфальте

тусклым золотом по черни.

Я не знаю цену дружбе,

ничему не знаю цену.

Тянет вечностью и стужей

из расхристанной Вселенной,

где устало и покорно

наши звёзды тлеют рядом

в этом небе беспризорном

меж Москвой и Ленинградом.

* * *

Любимая, прекрасен наш союз,

пока не откровенны притязанья

на жизнь мою. Как в паутине бьюсь,

сам ничего не ведаю заране,

и всё ж боюсь.

Как будто бы и впрямь схожу с ума.

Вот смерть находит тёмной полосою.

Звезда последняя. И облако. И тьма.

Я отвернусь, глаза прикрою.

Как холодно.

Февральский липкий снег

ложится на карниз и сразу тает.

Фонарь в окне так радостно сияет,

что неуютно делается мне.

Который час?

Пол первого.

Слышны под окнами какой-то смех и пенье.

А день какой сегодня?

Воскресенье.

Да будет мрак зиять со всех сторон.

Да буду я вовеки неприкаян.

Как Каин.

Как он.

Да будет время медлить возле нас.

Да будет очаровано пространство

своим непостоянством в этот час.

Да будет ночь.

Да будет всё как есть.

Иного и не жду при этой жизни.

В моей Отчизне без меня не счесть

пророков, ясновидцев и святых.

Подальше бы, о Господи, от них.

* * *

Ах, как вьётся верёвочка.

Видно, кончаться не скоро.

Деревянные улочки,

ставни, задвижки, запоры…

Закрываю все створки,

валяюсь в измятой постели.

Ах, какие задворки

для нас на земле уцелели.

Выйдет прошлое боком,

да так и пройдёт под сурдинку.

Подгляжу ненароком

и горе, и счастье в обнимку,

толчею у прилавка,

пустые усталые лица.

Даже здесь, в этой давке,

мне с ними не слиться.

Лишь бы жизнь не теряла

извечный свой привкус бумажный.

Это тоже не мало,

а всё остальное не важно,

даже город голодный

в свистках милицейских окраин,

даже страх подворотный,

которому я не хозяин.

Я ведь знаю отныне,

что жил и умру на чужбине,

никогда не покину

я этой великой пустыни.

Ты прости мне, Иосиф,

но это моя остановка.

Ах, как вьётся верёвочка.

Как она вьётся, верёвка.

* * *

Жизнь пришла в запустенье.

Скупая пора нищеты

наступает, но ты

всюду ищешь знамение,

повод казаться беспечным,

повторяя: “Конечно.

Я всё понимаю, но это не вечно”.

Жизнь пришла в запустенье.

И можно писать наугад

что угодно: дорогу, стареющий сад,

бормотание листьев ночных,

паутину сырых фонарей,

город, поле, казарму, колючую сеть лагерей,

только стоит ли, если

Жизнь пришла в запустенье.

Если дело не в строчках

(куда и зачем рифмовал),

не в позиции даже.

Ты знаешь подспудно,

что боль неподсудна.

Искал, находил, потерял…

Это, в общем, не трудно.

Жизнь пришла в запустенье.

Зачем тебе этот рефрен?

Я готов отказаться,