Сто одно стихотворение (СИ)

и я уже не тот,

и рот дерёт зевота.

И всё постыло вмиг,

и жизнь скулой бандита

страшит и тяготит,

и карта моя бита.

1995 г.

***

Жду - сижу на стуле -

твоего звонка.

Отливаю пули -

строчки на века.

Стыдно так убого,

мил поэт, писать.

Будет ли подмога -

неизвестно, б.....

Что ещё добавить?

Всё сказал любя.

Но молчать заставить

выше сил себя.

Вдруг случится праздник:

неизвестно как

напишу, проказник,

некий новый знак.

Формулу открою

новую цветка

и структуру вскрою

жизни мотылька.

Слов случайных корень

извлекай, спеши,

в творческом отборе

из ядра души.

Всё, что ты, как ЗДРАСЬТЕ

ляпнешь наобум,

чрез горнило страсти

протащил твой ум.

И остались только

жалкие слова.

Вот такая, Колька,

горклая халва.

5 сентября 1995 г.

ИЗ ДРУГИХ КНИГ СТИХОВ

ПЕЧАТНАЯ МАШИНКА

Обычная печатная машинка.

Местами в пыли, местами нет.

Когда печатаю, случается заминка:

буквы западают. Много лет,

видимо, ей. У меня недавно

она, где-то с полгода. Её

мне отдала знакомая. Плавно

взгляд мой скользит по буквам: Ё

( клавиша пылью покрыта, так как

я ей не пользуюсь, только Е ),

О, ТВЁРДЫЙ ЗНАК ( в пыли, однако,

также как Ё ), К... На столе

машинка стоит. Под ней подстилка

из плотной ткани. Могу прочесть

надпись на корпусе. Вот: МАШИНКА

ПП-305-01. ( Тут есть

даже знак качества, тот, советский ).

Далее: ТУ-25-01

128-02. НЕМЕЦКИЙ

ЗАВОД 'РОБОТРОН-21-

011' ПО ЛИЦЕНЗИИ

СССР... Такой вот текст.

Машинка хорошая, я не в претензии,

денег не просит и хлеба не ест.

1994/1995 г.г.

КРЫМ

Борису Р.

Там воздух по-другому выкроен

и сотворяются там люди

немного угловатей, с икрами

коричневыми уж в июне.

Там лёд шкварчит зимой разжиженный

под шинами автомобиля,

и наземь тёплый снег одышливый

ложится плавно, без усилья.

Там все влюбляются пронзительней,

но страсти там не возвышают,

а только любят уморительно

и словно дети не прощают.

И всё-таки там понимание

найдёте фамильярно-нежное

в каком-нибудь белесом Каине,

считающим всех прочих пешками.

Московский говор там до колика

смешит младых аборигенов,

и пишется легко буколика,

и тучки как морская пена.

Я вырос там под небом праздничным

и, что ни день, то вспоминаю

то взгляд какой-нибудь загадочный,

то друга из Бахчисарая...

1995 г.

ИЗ ЦИКЛА "ОЛЕГ ВАСИЛИЧ ФИЛИПЕНКО"

***

Олег Василич Филипенко -

любитель женщин и цветов, -

идет по улице - ты глянь-ка, -

без галстука и без штанов.

Он улыбается всем дамам,

флиртует, словно джентельмен,

и не боится, значит, срама,

совсем как заграничный мэн.

На нем моднячая рубашка

свисает чуть не до колен,

помята снизу вся, бедняжка, -

штанов неизгладимый плен.

Олег Василич Филипенко

не имет срама. Почему ж?

Милиция, братва и "стенка"

ужели не холодный душ?

Нет, он не видит и не слышит

угроз от жизни. Ну ваще!

Он улыбается и дышит

как сэр при шпаге и плаще.

Проходят господа и дамы

и пальцем крутят у виска,

а он от мелодичной гаммы

не отвлекается пока.

Он напевает и воркует,

и восклицает: "Все пройдет!

И та, что не меня целует,

мои стихи хотя б прочтет.

Паситесь, мирные народы.

Я ваш поэт. Мне хорошо.

И потому как вы уроды -

я счастья в жизни не нашел.

И все-таки я посылаю

вам свой привет, свое ура.

Я дефилирую, гуляю,

весна - чудесная пора!"

31 июля 1996 г.

***

Олег Василич Филипенко -

великий русский был поэт.

Он становился на стремянку

и сочинял свой дивный бред.

Его кормили с ложки дети,

а он рычал на них как лев,

и как-то за поступки эти

он претерпел Господний гнев.

Отобрана была стремянка.

Он плакал, бился над собой,

работал над японской танка

и спать ложился чуть живой.

А Боженька глядел сквозь тучи,

стремянку пряча под себя,

и говорил: "Уже ты круче

напишешь вряд ли. Бя-бя-бя!"

Олег Василич покорился

такой убийственной судьбе,

и, знаете, он не напился,

а вышел рыцарем в борьбе.

На все глядеть стал с снисхожденьем,

благословлять всех и прощать,

и занялся церковным пеньем,

чтоб взор к Стремянке обращать.

31 июля 1996 г.

***

Олег Василич Филипенко

был скромен до нельзя в быту.

Он занимал одну времянку,

а мясо отдавал коту.

Он спал на сломанном диване,

не замечая неудобств,

и в облупившейся ва... ванне

растягивался во весь рост.

Олег Василич был послушен

судьбе и зря не унывал.

К гостям и барышням радушен,

он лишь с клопами воевал.

А если видел новых русских

в их неприглядной красоте,

он семечки пред ними лускал, -

короче, был на высоте.

Олег Василич в "Мерседесе"

сидел так просто, так легко,

как будто вырос он в Одессе

и с детства с роскошью знаком.

На самом деле пофигистом

он просто был и потому

и с президентом, и с артистом

легко беседовать ему.

Хоть он рефлексии нечуждый,

но ум его, как инструмент,

не обнаруживал без нужды

свое присутствие в момент.

Из чашки пил вино и кофе

наш неудачник и поэт.

Он в ресторане в Дюссельдорфе

предпочитал всему омлет.

Короче, был во всем великим

Олег Василич, хоть друзья

его клянут, зовя двуликим,

но нам судить его нельзя!

7 августа 1996 г.

***