Поэзия народов СССР IV-XVIII веков

Чтоб звучала мелодией славы жестокой твоей.

ГАЛИ

ТАТАРСКИЙ ПОЭТ

Конец XII — начало XIII века

ЮСУФ И ЗУЛЕЙХА

Отрывок из поэмы

ОТВЕТ ЗУЛЕЙХИ ЖЕНЩИНАМ ЕГИПТА

Египет услыхал о муках Зулейхи.

Тут заработали у женщин языки!

Смеясь над Зулейхой, надменны и резки,

Болтают сплетницы о ней кругом теперь:

«Подумать — Зулейха любви к рабу полна!

Не покорился раб — она посрамлена.

Правитель все узнал, он видит, что она

Бежит за собственным своим рабом теперь!»

Узнала Зулейха, о чем шипят тайком,

И пир устроила, чтоб кончить с тайным злом.

За убранным столом — четыреста числом —

Расселись женщины, войдя к ней в дом теперь.

Руками Зулейхи Юсуф был наряжен,

Причесан был Юсуф прекраснейшей из жен,

И с блюдом золотым, сластями нагружен,

Он к пышному столу шел прямиком теперь.

Там каждой женщине, присевшей на диван,

Был померанец дан, и острый ножик дан,

Чтобы разрезать плод...— То был коварный план!

И вот предстал Юсуф пред их лицом теперь.

Юсуфа красота сразила всех тотчас!

Не сводят женщины с раба горящих глаз,

Не плод, а пальцы рук, на месяц заглядясь,

Кромсает каждая своим ножом теперь!

Юсуф, один Юсуф приковывает взгляд.

Налюбоваться им все женщины хотят,

Не чувствуют они, что раны кровь струят,—

Нет, не молол никто уж языком теперь.

Сказала Зулейха: «Видали корень мук?

Узнали, почему я стала сохнуть вдруг?

Взглянули только раз, и пальцы ваших рук

Вы режете? И в вас ударил гром теперь?

Взглянули вы лишь раз, а я гляжу семь лет!

Юсуфа все сильней люблю я, он — мой свет.

Но я измучилась, и сил уж больше нет,

Терпенье исчерпав, мечтать о нем теперь...

Теперь вы знаете, как мой недуг возник?

Ведь юноша светлей зари! Его язык

Как песня соловья! Кто видит этот лик —

Душой пожертвует, не чувствуя потерь...»

ОВАНЕС ЕРЗНКАЦИ ПЛУЗ

АРМЯНСКИЙ ПОЭТ

Ок. 1230—1203

Ч Е Т В Е Р О С Т И Ш И Я

1

Наш мир подобен колесу: то вверх, то вниз влечет судьба;

Верх падает, и вновь ему взнестись настанет череда.

Так плотник мастерит равно и колыбели и гроба:

Приходит сей, уходит тот, а он работает всегда.

2

Язык для речи служит нам: речь праведных — что злата звон

Бог людям дал один язык, язык у змия — раздвоен.

И у кого два языка: один — колюч, другой — червлен,

Становится сродни змее, и всеми ненавидим он.

3

Я, все грехи свои собрав, оплакал зло прошедших лет.

Шел к небу караван, и я, сложив грехи, пошел вослед.

Но ангел мой, представ, сказал: «Куда идешь ты, дай ответ!

В раю для тех, кто предстает с подобным грузом, места нет!»

4

Так говорили мне цари, и каждый так мудрец твердит:

«До самой смерти человек с алчбой глаза на все стремит,

И, лишь когда во гробе он и прахом взор его покрыт,

Раскаявшись, он говорит: «Довольно этого! Я сыт!»

5

Кто умен, тот с морем схож:

Лей ушатами — все вместит;

На бурдюк дурак похож:

Лишний ковш — и уж трещит.

6

О безрассудный человек, проснись, опомнись же скорей!

Ты душу вольную отверг и, низкий раб своих страстей,

Пируешь за столом греха, смешав часы ночей и дней,

Глотаешь все, что б ни нашел, жир набирая для червей.

OBАНЕС И АША

Что такое со мной случилось,

Что за тьма надо мной сгустилась?

Был я сталью, сталь искрошилась.

Был скалой, скала обвалилась.

Грудь колыша, стан изгибая,

Шла красавица молодая.

Повстречала меня — обернулась,

Увидала меня, встрепенулась.

Я с субботы на воскресенье

Шел нз верхнего храма в селенье,

Нес кадило с пахучим ладаном,—

Ты меня ослепила негаданно.

Шел, шептал я псалом Давидов,

Задрожал я, тебя увидев.

Чуть заметно ты двинула бровью,

Я — осекся на полуслове.

Я увидел тебя — отвернулся,

Но ты бросила яблоко спелое.

Я рванулся к нему, нагнулся,

Поднял яблоко красно-белое.

Я живу по Христову завету,

Мусульманин родитель твой.

Что же значит яблоко это,

Наземь брошенное тобой?

Ты сказала мне: «Семя гяура,

Не смотри на меня так хмуро!

Ничего, что отец твой священник,

Мой отец мулла и кади.

Все забудем мы во мгновенье,

Лишь прижмешь ты меня к груди».

Молит господа мать Ованеса,

Пусть изгонят из сына беса,

Жжет она восковые свечи.

Шепчет в церкви такие речи:

— Пойте, дьяконы: «Бог, помилуй!»

Может, сын опомнится милый.

Возгласите, отцы, аллилуйю,

Жизнь спасите его молодую!

Он не знает божьего страха,

Повторяет лишь имя аллаха,

В прегрешеньях своих не кается.

«Нет спасенья мне!» — убивается.

— Отступись, мой сыночек, сдайся.

Повинись, помолись, покайся!

Проповедник во храме божьем

Грех клянет твой, простить не может!

— Мать моя, я, твой сын и наследник,

Говорю, что не прав проповедник,—

Если раз на Ашу он глянет,

Сам, как я, он безумным станет.

— Отступись, мой сыночек, сдайся,

Помолись, повинись, покайся.

Слышишь, мать твоя плачет, старуха.

Неужель твое сердце глухо?

— Мать моя, я твой раб до могилы,

Ты вскормила меня, взрастила.

Но не жди, чтоб я отступился,

От любви мой ум помутился!

— Отступись, мой сыночек, сдайся,

Помолись, повинись, покайся!

Для тебя, любимого сына,

Присмотрю я дочь армянина.

Отступись, мой сыночек, сдайся,

Помолись, повинись, покайся!

Для тебя невеста найдется,

Что над верой твоей не смеется!

— Примирись ты, о мать дорогая,

Не гневись ты, меня ругая.

Тонок стан у Ашн невинной,

Звонок голос ее соловьиный.

...А Аша пред отцом стояла,

Слезы горькие утирала.

Бил ее и корил кади:

С армянином, мол, не ходи!

...Ованес нашел ее вскоре.

— Ты, Аша, облегчи мое горе!

Я, стеная, в горах блуждаю,

Как свеча восковая таю.

Говорит Аша:

— Все на свете

Я отдам, по, чтоб быть с тобой,

Ты три раза вокруг мечети,

Взяв кольцо, обойди с муллой.

Примешь веру моих собратьев,