Выбор

Я впервые увидел,

к а к

ж д у т д о ж д я .

Ж д у т ,

выдумывая всевозможные сроки,

2 844

33

ж д у т , надеясь на чудо,

ж д у т , матерясь:

— Пусть дороги развозит!

Плевать на дороги!

Л и ш ь бы дождь.

Пусть тогда, хоть по горло,

грязь.—

А земля горит.

От жары — как в броне.

А земля говорит:

— Помогите мне!

Без воды, без д о ж д я

больше я не могу...

Помогите!

Ведь я не останусь в д о л г у ! —

К а к ей с к а ж е ш ь :

— Выдержи!

— П о д о ж д и ! —

Чем поможешь?

М и н у т ы , как вечность, идут...

Л ю д и ж д у т и молчат.

Л ю д и курят и ждут...

Ты мне пишешь:

в М о с к в е у вас

снова д о ж д и .

Снова дождь.

По бульвару опять не пройдешь.

Снова дождь.

По обочинам мчат ручейки.

Д о ж д ь идет по М о с к в е —

теплый,

ласковый дождь.

Там скрываются от него,—

ч у д а к и ! —

надевают плащи, открывают зонты,

начинают погоду ругать с утра,

ходят хмурые...

Если б увидела ты,

как, негаданно

вымахнув из-за бугра,

мчит,

дороги не разбирающий,

34

через поле

к нам

напрямик,

так пылящий, будто пылающий,

сельсоветовскнй грузовик.

Председатель выпрыгивает на ходу,

он кричит,

а глаза блестят, к а к от голода:

— Будет

д о ж д ь !

М н е сейчас... звонили из города...—

Пошатнулся.

И дальше, словно в бреду: —

Туча...

мне звонили...

свернула сюда...

к нам идет...

Если мимо, то... быть... беде...

Ты мне пишешь, что вам надоела вода.

Н а п и ш и , напиши мне об этой воде!

О дождях напиши мне!

О том, как тяжел

воздух перед грозой...

На погоду не жалуйся!

Н а п и ш и ,

чтоб он был, этот дождь,

чтоб он шел!

Пожелай нам ливня,

пожалуйста.

С А Р Ь Я Н

Сарьян рисует, бормоча.

Ворча, Сарьян рисует.

Худой,

прозрачный, к а к свеча.

Рисует,

будто судит...

Он говорит:

«Сиди ровней...

Зачем плывешь, как масло?..

Ты — в маске...

35

Очень сладко в ней...

Сейчас исчезнет маска!...

Скрипишь зубами?

Не беда!

Ты зол, но травояден...

Что?

Уползаешь?..

Н и к у д а

не денешься, приятель...»

До судорог, до тошноты,

под канонаду пульса!

И —

«вот он,

вот о н ,

вот он — ты!..

Закончено.

Любуйся...»

Он дышит, как бегущий лось.

К спине рубаха липнет...

К р и ч а ,

рисует Мартирос.

В конце работы — хрипнет.

Сейчас он

к а к уснувший взрыв

на перевале горном...

Сидит, глаза полузакрыв,

нахохлившийся кондор.

И кажется бескрылым,

но

от этого порога

ушли в полет давным-давно

крылатые

полотна!..

Окно раскрыто, а за ним

просторно и морозно...

И Арарат

к а к будто нимб

над гривой

Мартнроса.

Р Е Ч К А

А эта речка так течет!

Стоишь и смотришь:

36

— Ах ты, черт!

Куда ж е т ы ,

судьба моя?

Она в ответ:

— Иду в моря...

— Ты ж

перестанешь быть рекой!..

— Я знаю.

М о й удел

такой.

Умру,

пересчитав мосты...

Но я н у ж н а .

Н у ж н а ! . .

А ты?

У Т Р Е Н Н И Е С Т И Х И

У ж е проснулся дом,

потягиваясь тайно.

В нем,—

как в лесу густом,

движенье, бормотанье.

К а к тысяча рапир,

зазвякала посуда.

К зарядке приступил

сосед — работник Ц У М а .

З в у ч а т его шаги,

к а к вечное возмездье.

Сейчас пойдут п р ы ж к и ,

потом — ходьба на месте.

Дверь хлопнула вдали.

О к н о — в дождинках крупных.

Вовсю гудят шмели

в водопроводных трубах.

Л и ф т

ссорится с людьми

от псренапряженья...

У ж е проснулся мир.

У ж е пришел в движенье.

37

Под камни в темноту

переползают крабы.

В задымленном порту

зашевелились краны.

Будя себя самих,

топорщатся пороги.

Тяжелый грузовик

ревет на повороте.

Метро вошло в азарт.

Открылись магазины.

Заговорил базар.

Г у д к и заголосили.

Б у к а ш к о й со стола

срывается

курносо

гремящая стрела

с груди

авианосца!..

Ворочаюсь впотьмах

от

радиофальцета.

Ведь слышимость

в домах

И в мире —

равноценна.

Д И П Л О М А Т А М Н А Ш И М

Ю. Воронцову

Д и п л о м а т ы ,

дипломаты,—

протокольная работа...

Где-то

на земле громадной

возле самого Тобола —

ветра теплое движенье,

тихий голос:

«Сынку... сынку...»

Сын —

как в добровольной ссылке.

К а к в бою.

К а к в окруженье.

38

Там не сладко.

Там — опасно.

Там протяжные туманы...

Сын — не без вести пропавший.

Все о нем известно маме.

Но приказ — суров и точен

(небольшое утешенье) —

сын не может,

сын не должен

выходить из окруженья...

На конверты смотрит мама,—

буквы ровные — нелепы.

А на заграничных марках

короли и королевы.

Пишет сын, что все нормально,

жаль — погода утомила...

Д и п л о м а т ы , дипломаты —

на переднем крае

мира!

Д н и -

то медленно,

то быстро,

только никогда не праздно...

К а к легко вам ошибиться!

К а к вам ошибиться страшно!

Это стоит многих жизней.

Есть невидимые нити,—

вы ошиблись —

и ошибся

доменщик с Большой М а г н и т к и .

И ошибся академик.

И скрипач

смычка не тронул.

У шахтера — день потерян.

У хирурга — скальпель дрогнул.

Вмиг спокойствия лишились

люди

самых разных званий.

И у ж е страна

ошиблась!

Вся!

Которая за вами!

Будет флаг багровый биться

и под ветром не сгибаться...

39

К а к легко вам

ошибиться!

К а к нельзя вам

ошибаться!..

Светятся о к о ш к и в М И Д е .

Телетайп стрекочет важно...

Что-то завтра будет в мире,

нервном,

к а к работа ваша?

С Т И Х И О С Е Б Е

Бар,

табаком растерзанный,

коктейли,—

хоть стой, хоть ложись...

« Н у , к а к вам,

мистер Рождественский,

эта красивая жизнь?

Такое у вас бывает?

Ответьте без л о ж н ы х поз.

Здорово здесь «загнивают»?

Что? Завидно небось?..»

Ш а г а е т

мистер Рождественский

по мелькающей авеню.

Т о л к у т с я рекламы дерзкие,

конкретные, к а к меню.

Развешанные, как неводы.

Издеваясь,

дразня,

дерзя...

Вроде бы верить

не во что,

а все ж не поверить нельзя.

Д у м а е т

мистер Рождественский,

что завтра в десять утра

орава

корреспондентская

снова с к а ж е т :

«Пора!»

40

И будет допрос с прнстрастьем.

И будут в иглах слова.

И снова придется

драться!

И это —

к а к д в а ж д ы два!..

Ш а г а е т

мистер Рождественский

с к в о з ь мельтешащую муть.

Идет он по улице —

тесной,

к а к ботинки,

которые ж м у т .

И нарастают тени.

И нелегко на душе.

И завтра пройдет неделя,

а к а ж е т с я — месяц уже...

Тоскует

мистер Рождественский

о словах

«дорога домой».

О человечке потешном,

которому

хлынул седьмой.

Еще — о губах торжественных.

Еще — о пустых лесах.

О слишком ревнивой

женщине.

О добрых

ее глазах.