Поэзия народов СССР IV-XVIII веков

Меня покрыла осень желтизной,

Смешался с камфарою мускус мой.

Меня состарил возраст, я тускнею,

Мою хрустальную согнул он шею.

Увы, когда старуха молодится,

Над нею мир смеется и глумится.

Лишь на меня ты зорким взглянешь глазом,

Тебе противной сделаюсь я разом».

Когда ответ ее услышал шах.

Сказал: «Луна, искусная в речах!

Да будет беспечальна и светла

Та мать, что дочь такую родила.

Да будет счастлива и день и ночь

Земля, взрастившая такую дочь.

И в старости пленяешь ты меня,

Какой же ты была на утре дня!

Коль так красив цветок, когда увял,

То ты достойна тысячи похвал.

Ты прелестью блистала поутру,

Для всех была соблазном на пиру,

И если мне женой не можешь стать,

Не можешь даровать мне благодать,

То дочь твоя да будет мне женой:

Милей жасмин, что сблизился с сосной.

Бесспорно, если плод похож на семя,

То дочь, как мать, свое украсит время:

Да станет солнцем моего чертога,

И радостей она узнает много.

Пусть это солнце озарит мой жребий:

Ненужным будет солнце мне на небе!»

Шахру в ответ произнесла слова:

«Что радостней такого сватовства?

Я прогнала бы все заботы прочь,

Будь у меня под покрывалом дочь.

Была бы дочь,— тебе служить желая,

Клянусь, ее к царю бы привела я.

Но если дочь рожу, то ты — мой зять:

Вот все, что я могу тебе сказать».

Сей договор был по сердцу Мубаду,

Ее ответ принес ему отраду.

Шахру с Мубадом, словно теща с зятем,

Скрепила договор рукопожатьем.

Вот амбра с розовой водой слилась,

И строчками украсился атлас:

Мол, если дочь родит Шахру, то мать.

Царю ее обязана отдать.

Им от беды теперь спастись едва ли:

Невестой нерожденную назвали!

МА'СУД СААД САЛЬМАН

ТАДЖИКСКИЙ ПОЭТ

Ок. 1046 — ок. 1121

ОТРЫВОК ИЗ «ТЮРЕМНОЙ КАСЫД Ы»

Знать, неважны дела обитателей мира сего,

Коль в темнице поэт и в болячках все тело его.

Десять стражей стоят у порога темницы моей,

Десять стражей твердят, наблюдая за мной из дверей:

«Стерегите его, не спускайте с мошенника глаз!

Он хитрец, он колдун, он сквозь щелку умчится от нас!

Ой, смотрите за ним, не усмотрите — вырвется вон.

Из полдневных лучей может лестницу выстроить он».

Все боятся меня, но охоты задуматься нет —

Кто ж он, этот злодей, этот столь многоликий поэт?

Как он может сквозь щелку умчаться у всех на глазах?

Чем похож он на птицу, что в дальних парит небесах?

И такой испитой, и такой изнуренный тоской!

И в таких кандалах! И в глубокой темнице такой!

Те, которым веками удел повелительный дан,

Все ж боятся меня,— а пред ними дрежнт много стран!

Даже если бы мог я бороться и если бы смог

Через стены прорваться и крепкий пробить потолок,—

Если б стал я как лев, и как слон бы вдруг сделался я,

Чтоб сразиться с врагом, где, скажите, дружина моя?

Без меча, без друзей как уйду я от горя и мук?

Разве грудь моя — щит? Разве стан мой — изогнутый лук?

КАТРАН ТЕБРИЗИ

АЗЕРБАЙДЖАНСКИЙ ПОЭТ

1010-1080

КАСЫДА О ТАВРИЗСКОМ ЗЕМЛЕТРЯСЕНИИ

Нет, не сбываются надежды никогда:

Вселенная в своих устоях не тверда.

Меняешься ты сам, несутся дни и ночи,

Не мешкают в пути, спешат вперед года.

Ты будущего ждешь, заботишься о мелком —

А рок настороже, и близится беда.

Счастливец, ты решил, что избежишь несчастий,

Что и красавица навеки молода!..

Спокоен был Тавриз, богат и многолюден,

Тускнели рядом с ним другие города.

Слуга или эмир, согласно распорядку,

Все знали благодать любимого труда,

Служили ближнему и славили аллаха.

Здесь слава и почет, там изгнана нужда;

Здесь вина сладкие и звонкие газели,

Там всадники летят, джейранов бьют стада;

А где-то слушают певиц сладкоголосых,

Целуют ветрениц, пока горит звезда.

Никто не клеветал на друга и соседа,

И ругань грубая бывала всем чужда.

И некий день пришел — земля заколебалась,

Низина вспучилась, как горная гряда,

И почва треснула, и скорчились деревья,

И всюду хлынула свирепая вода.

И те, что выжили, в рыданьях убежали,

В подкову согнуты от страха навсегда.

Аллах вселенную лишил ее величья,

Земная красота исчезла без следа.

ГАЗЕЛЬ

В день свиданья о разлуке не могу не думать, нет!

Отощал, как полумесяц, обошедший целый свет.

Я страшусь заката солнца, на закат глядеть боюсь,

Я страшусь луны затменья, не гляжу на лунный свет.

К дорогой стремлюсь, но сердцу я разлуку разрешил,

На свидание с любимой наложил я свой запрет:

Потому что за свиданьем час разлуки настает,—

А в разлуке я надеждой на свидание согрет.

Только я ее оставлю — вмиг за мной она бежит,

Словно лик луны, прекрасна и стройна, как минарет.

Губы гневно сжав и очи устремивши на меня,

Вся к прыжку она готова, словно барс, нашедший след.

И уйти не позволяет, шепчет мне: «Не уходи!

Что прикажешь — все исполню! Без тебя мне жизни пет!

РУБАИ

* * *

Тиран, невыносим твой тяжкий гнет!

Терзаешь ты безжалостно народ!

Смотри, не стало бы наоборот:

Узнает гнет, кто сам других гнетет.

* * *

Ровнее след моих морщин, чем кольца кос твоих.