Бесконечность

Нашим и рока он утрачен. Время

Уже прошло. Величия не стало.

Но, мальчик, для себя – возвысься духом.

Что наша жизнь? Достойна лишь презренья.

Блаженна лишь, когда, забыв о роке,

Себя забудет и не мерит слухом

Ущерб часов и дней в гнилом потоке;

Когда, достигнув края

Леты, вернется, землю узнавая.

Последняя песнь Сафо

Ночь мирная, и плавно заходящей

Луны безвинный луч, и ты, что всходишь

Над лесом молчаливым горных склонов,

Звезда рассвета – милые виденья,

О, я любила вас, пока не знала

Страстей и рока. Больше не волнует

Мне чувств отчаявшихся сон ваш мягкий.

Теперь другая радость нам знакома:

Когда через открытые пространства

И потрясенные поля несется

Волна пылящая ветров и с громом

Кронид промчится в тяжкой колеснице,

Над нами темный рассекая воздух.

Средь туч, вошедших в горы и ущелья

Глубокие, мы бродим. Нам отрадны

Большое бегство стад ошеломленных

И вдоль брегов аккорды

Реки, поднявшей волн взбешенных орды.

Дивен твой плащ, о небо, и прекрасна

Земля в твоих дождях. Несчастной Сафо

Судьба и боги ничего не дали

Из этой красоты. И в бесконечных

Твоих владеньях, о природа, стыну

Любовницей отверженной и гостьей

Непрошеной и тщетно обращаю

Глаза и сердце к безупречным формам.

Здесь все не для меня. Не мне кивают

Вершины буков, не со мной смеется

Рассветный луч, и пестрых птиц напевы

Не мне звучат. И там, где гибким ивам

Ручей блестящий мирно подставляет

Прозрачную струю, – там только пену

Шипящую он мне швыряет в ноги

И прочь несется с гиком,

Душистый брег толкая в бегстве диком.

За грех какой, в каком существованье

Я проклята была – что так жестоки

Ко мне и небеса и лик фортуны?

В чем провинилась в детстве, там, где горя

Не знает жизнь, – что, юности цветенья

Не испытав, печально обернулась

Вокруг веретена надменной Парки

Нить темная судьбы? – Неосторожны

Твои слова. По тайному веленью

Все, что назначено, свершится. Тайно

Все в мире. Явна только боль. Для плача,

Презренные, мы рождены. Причину

Спроси у звезд. О нежность, о надежды

Зеленых лет! Не сущностям – подобьям

Ты, Зевс, царить среди людей назначил –

Пустым подобьям. Подвиг, вдохновенье,

Искуснейшая лира –

В одежде нищей не прельщают мира.

Умрем. Хламиду жалкую откинув,

Нагая, устремится в царство теней

Душа – превозмогая беспощадный

Указ судьбы, вслепую раздающей

Обличья нам. А ты, к кому толкала

Меня любовь несчастная и вера,

Упрямая и долгая, попробуй

Прожить счастливо – если только смертным

Дается счастье на земле. Мне не дал

Отведать дивной влаги из сосуда

Скупого Зевс. И как один погибли

Сны и обманы детства. Самый светлый

День нашей жизни исчезает первым.

Подходят старость, и болезнь, и призрак

Холодной смерти. Кончено. Из стольких

Тщеславных снов и сладостных ошибок

Остался Тартар мне, богини мрака

Нрав бешено-ревнивый,

Ночь властная и берег молчаливый.

.

К весне, или об античных преданьях

Не потому ль, что солнце

Потери неба возместить стремится

И влагу пьет и облачные тени

Подвижные ложатся на долину –

Не потому ли птицы

Вверяются ветрам, и свет полудня

Желанием любви, надеждой новой –

В пронизанных лесах и средь текущих

Снегов – зверей проснувшихся волнует?

В сердцах усталых, безнадежность пьющих,

Быть может, воскресит он

Весну надежд, которую бесстрастно

До срока поглотили

Несветлый пламень яви и пучина

Страданья? Может, не навек погасла

Для нас корона Феба?

Вновь, вновь огнем тебя пытают, льдина

Задавленного сердца, что в расцвете

Лет к хладной старости попало в сети?

Живешь еще, святая

Природа? И не твой ли слухом мрачным

Давно забытый различаем голос?

Ведь были берега невинным нимфам

Приютом и прозрачным

Спокойным зеркалом – ручьи; и поступь

Божественная оживляла горы

И лес высокий, ныне ставший голым

Гнездом ветров. Пастух, что к зыбким теням

Полуденным и берегам веселым

Вел жаждущее стадо,

Внимая по дороге прихотливым

Напевам диких фавнов,

Вдруг видел: вздрагивала как живая,

Вблизи вода: то скрытая от взгляда

С луком тугим богиня

Входила в теплую волну, смывая

С плеч девственных и бедер белоснежных

Кровавый прах своих забав мятежных.

Жили цветы и травы,

Жили леса однажды, благосклонны

К роду людскому были тучи, ветры,

Титаново светило: и ночами,

Минуя дол и склоны

Холмов и не сводя очей пытливых

С тебя, Киприды свет, звезда нагая,

Задумчивая, ангела дороги

В тебе, подругу смертных видел странник.

И если, бросив город, и тревоги,

Гнев и обиды злые,

К морщинистым стволам в лесах глубоких

Он прижимался грудью,

То ощущал: в безжизненные вены

Живое пламя входит, дышат листья:

Дрожит в объятьях Дафна,

Филида стонет, дочери Климены

Злосчастного оплакивают брата,

Что солнце ввергнул в Эридан когда-то.

Лишь вас, глухие скалы,

Людского горя не смутили звуки,

Когда в пещерах, переходах гулких

Не ветры затевали перекличку,

Но, не стерпев разлуки,

Эхо скиталась призраком унылым.

Любовь и рок несчастную из тела

Изгнали хрупкого, и та по гротам,

Среди камней холодных, молчаливых,

Печалям нашим древним и заботам

Мучительным предавшись,

Вверяла небу их, и твой прискорбный

Не утаила жребий,

Певец пернатый, что в лесу кудрявом

Год возрождающийся воспеваешь

И, обращаясь к небесам высоким,

И темным, и молчащим, о кровавом

Деянии скорбишь, о мести дикой,

О дне, померкшем в ярости великой.

И всё же с нашим родом

Твой род не схож. Изысканные трели

Творит не скорбь. И твой безвинный голос

Долине уж не так, как прежде дорог.

С тех пор, как опустели

Дворцы Олимпа; и грома слепые,

В горах и хмурых облаках блуждая,

Порок и добродетель без разбора

В холодный трепет вводят; и чужою

Земля нам стала, к нам остывши скоро

И бросив нас во мраке, –

Ты гибельным страстям, ты бедам буйным

Людским внемли, Природа

Рассеянная; древней искрой снова

Мой дух зажги, если еще живешь ты