Душа («Душа — ее никак не взвесишь…»)
Душа — ее никак не взвесишь,
И зорких пальцев поиск — ни к чему.
Душа, похожая на отзвук дальней песни,
Приникнет к сердцу твоему.
Она в ответ на голос крови,
И радуясь, и плача, и скорбя,
Каким-нибудь одним внезапным словом
Вдохнет земную жизнь в тебя,
И легкие наполнит воздух,
И ты коснешься горестной земли,
И поведет тебя душа по звездам,
Как водят капитаны корабли.
Она сама — лишь только слово,
Лишь сочетанье букв, но ей одной
Обязана дыханьем наша совесть
И жизнь осмысленной мечтой.
1966
«С какою грациозностью девичьей…»
С какою грациозностью девичьей
Плывет детеныш-осьминог, —
Но он уже охотник и добытчик,
И полон жизненных тревог.
Недаром даже у конька морского
На тонкой мордочке — тоска,
Как будто скорбью бытия земного
Наполнена душа зверька.
В отлив ребенок ходит человечий,
И сквозь журчание воды
Он различает звук подводной речи,
Он видит странные следы
Струящейся и непонятной жизни,
Всего, что плачет и поет…
И если вдруг волна лазурью брызнет,
Он не поверит в блеск ее.
1966
«Опирается луч, отражаясь в снегу…» [28]
Опирается луч, отражаясь в снегу,
И вершина горы поднимается выше.
Притаились близ озера на берегу
Небольших деревень черепичные крыши.
Неуютно им здесь, в нарастающей мгле.
Из глубоких морщин поднимается вечер,
И в домах, навсегда прикрепленных к земле,
Зажигаются окон трусливые свечи.
День прошел, и уже наступает «вчера»,
И, как все, что минуло, становится тенью, —
Но вершина горит, и большая гора
Поднимается в небо последней ступенью,
Великолепной опорой для шага туда,
Где кончается власть нашей робкой природы,
Где над красною кромкой закатного льда
Не померкнут ночные лучистые своды.
1962
«Нет, дело не в том, что у каждой дороги…»
Нет, дело не в том, что у каждой дороги
Бывает конец, что на круглой земле
Чередуются радость с тоской и тревогой,
Что посеянный гибнет от засухи хлеб:
Все горе — в трусливой идее бессмертья,
Поскольку бессмертья ты просишь себе.
В этом грубом стремлении — жестокосердье,
Непризнание жизни — и счастья и бед.
Ты станешь бессмертным, а все, что ты любишь,
Что трогал руками и трогал душой —
И земля, и мученье, и милые губы,
Все, что было вокруг и что стало тобой, —
Истлеет, исчезнет, растает бесследно,
И ты, в первобытной своей наготе,
Только темную, первоначальную бедность
Сохранишь — для кого и зачем? — в пустоте.
1966
Игольное ушко («С тревогой, радостью и нежностью…»)
С тревогой, радостью и нежностью
Взгляни в глаза ребенка. Он
Своею первобытной свежестью
Еще как будто ослеплен.
Еще совсем недавно видел он
Мир перевернутым, таким,
Что ни с какой земной обителью
Тот мир не может быть сравним,
Мир, где порхают только гласные,
Где жадный ротик едока
Хватает радостно и ласково
Тугую ягодку соска,
И где в его страну постельную,
Туда, где жизнь его жива,
Пушинками надколыбельными
Слетают белые слова.
Тот, кто запомнит эту музыку,
Ушедшую далёко-далек о,
Пройдет когда-нибудь сквозь узкое
Стихов игольное ушко.
1966
Пастух («Когда последний облачный дракон…»)
Когда последний облачный дракон
Поднялся с ложа, камни изголовья
И северный, покрытый снегом склон
Он оросил своей густою кровью.
И выросли из снега и камней
Малиновые перья, чешуею
Покрылся красный снег, фонтан огней
Взлетел изнемогающей струею.
Драконье тело, скрытое в тени,
Распалось и покрылось синей пылью,
А в небе, как большие головни,
Сгорели перепончатые крылья.
Пастух стоял, на посох опершись,
У ног его лежали две овчарки,
И думал он о том, что вогнутая высь
Красна, что солнце слишком ярко,
Что завтра ветру быть и что пора
В ущелье гнать усталую отару,
Что мало дров и у костра
Едва до полночи достанет жару…
1966
Провансальский городок («Как будто светом выметена площадь…»)
Как будто светом выметена площадь
И улицы пустого городка.
Чуть слышно воду плоскую полощет
Фонтана серебристая рука.
Нет никого, но, может быть, недавно
Одетый солнцем человек прошел
Или пройдет… Вдали стоит
Засохшего платана мертвый ствол.
Ни тени, ни пятна. Над тротуаром
Струится марева белесый пар.
Приподнят над землей горячим паром,
По небу катится дневной пожар.
Как мумия под золотою маской,
Лежит облитый солнцем горб холма,
Вот в день такой, когда сгорают краски,
Ван Гог сошел с ума.
1966