6. «Приводит всё к великой казни…»
Приводит всё к великой казни,
Затем великой, что она
Из жизненной водобоязни
Выносит нас на берег сна.
И мелкий путь телесных странствий
И духа яростный потоп —
Всех вожделений окаянства
Венчает тленьем мудрый гроб.
И в этом чуде разложенья,
Во мгле летейской глубины
Нас ждут безлиственные сени
Неодолимой тишины.
О, эту тишину лелеять:
Свой шаг, свой танец позабыть,
Последний вес и смысл развеять —
Да, только так дано любить.
1937
199. Поэма о масти
1. «Земным веселием тревожим…»
Земным веселием тревожим,
Биясь в томленьи, как в петле,
Ты вновь пытаешь в день погожий
Свое рожденье на земле.
И руки голода и страсти,
И красное в тебе, во мне —
В огромной синеве, как снасти
На звонком, на прозрачном дне.
Но сердца вещее начало
Сгорает в гибельном, в чужом,
Стихает жизнь в глуши причала
Огромной тьмой и малым сном.
А там совсем, совсем иное:
Мы забываем по утрам,
Куда тишайшею тропою
Восходят дни к своим ночам.
2. «О бытие! О блеск одежды!..»
О бытие! О блеск одежды!
Вокруг тебя, вокруг меня,
Вокруг земли расцветом свежим,
Крылатой зеленью звеня,
Вдруг с облака — ожогом кисти —
В поля отброшен, с небом слит,
Кто здесь свершает путь лучистый,
Кто рукавами шелестит?
Как дети, вот они играют,
И вот детей уводят спать,
Как птиц стремительная стая,
Как зов залетный — здесь, опять —
Твое приветствие, разлука,
Глухая жалобная весть,
И шелест рукавов, и руки,
И боль, которой нам не снесть.
3. «В переселенье душ поверить…»
В переселенье душ поверить,
Иль не поверить… Всё равно,
Той глубины нам не измерить
И не продеть звена в звено.
Всё повторится: звери, птицы,
И человек, и сон, и явь,
И мака алые зарницы,
И легкий веющий рукав…
И все часы во имя смены,
И смены все во имя снов,
Во имя верности, измены,
В размене тающем часов…
О нет! О нет! Мы помним, помним,
Как убивали по ночам,
Как смерть ступала по камням
В подвала сумраке огромном.
4. «Да служит равенству и братству…»
Да служит равенству и братству
Земной развесистый уют!
Давно во славу равной части
Победу барабаны бьют.
Не знаменем ли красным пышет
Столицы древней фронтиспис…
Но где же глубже, ниже, выше
Опять бунтуют верх и низ.
Ученый хочет постоянства,
Поэты просят подождать…
О, диктатура окаянства!
О, жажда женщины рожать!
Но что б ни сбылось: пусть случайно
Встает на смену власти власть, —
В игре судеб необычайной
Важна не истина, а масть.
5. «Твоя душа из горностая…»
Твоя душа из горностая.
Был красен ты, а ныне бел.
Судьбины ветр несет, качает
Твою земную колыбель.
Опять бредешь под небесами,
Под рукавами по земле,
Опять ты убаюкан снами, —
Биясь в томленьи, как в петле.
И если любишь, ненавидишь,
Всё так же веришь, так же лжешь, —
Всё та же жжет тебя обида,
Что правды нет, что лжива ложь.
Так, восходя от часа к часу,
Непроницаем человек:
Сегодня бел, а завтра красен —
Кто славянин, кто печенег?
6. «Так что ж, друзья! встав на ходули…»
Так что ж, друзья! встав на ходули,
Раскинем веером наш взор.
Но наш единственный, от пули
Не перекошенный забор
Не отдадим… Напишем повесть,
Как мы, теряя, берегли
И честь свою и даже совесть,
Высокий дар родной земли,
Как неустанно мы боролись
С соблазном храбрости шальной,
Как жили в мытарствах недоли
И сновиденьем и мечтой.
Белей снегов и горностая —
Сквозь красный клюквенный кисель —
Мы до отчизны докачаем
Свою пустую колыбель.
1936
СТИХОТВОРЕНИЯ, НЕ ВОШЕДШИЕ В АВТОРСКИЕ КНИГИ
200. «Голубое высокое небо…»
Голубое высокое небо.
Тишина на полях, — вдоль лугов.
Мне — пройти непомерностью лета
До осенних пустых облаков.
Сколько раз эта ложь повторялась,
Эта мнимая вечность в груди!
Впереди — необъятное небо,
Золотая печаль — впереди!
