3. «Кого любить… Кого щадить…»
Кого любить… Кого щадить…
В своем окне стоит убийца
И света лунного крупицы
Сплетает в жалящую нить.
Порвать, порвать, а то задушит.
Изнанка лжи всё та же ложь:
В несуществующую душу
Безликим телом упадешь.
Пощады нет… Увы! Пощада —
Всегда и мудрость и порок.
И нет развязки той шараде,
Которой разрешить не смог
Никто… никто… Кого любить…
Кого щадить… Кого ни спросишь,
Тот сам ответ, иль нет вопроса:
Кого щадить? Кого любить?
4. «Глотая жуткую отраву…»
Глотая жуткую отраву,
Свивая рифмы скучный жгут,
Я расскажу о снах, о славе,
О позабытом в пять минут.
Я расскажу о синей птице,
О девушке в туманной мгле,
О черных птицах, о блудницах,
О наслажденьи на земле,
О тошнотворном, об избитом,
Чего не стыдно и не жаль…
О, воскреси мою молитву!
О, пощади мою печаль!
Пылят вселенские колеса,
Земля и я идем вослед
За гробом небывалых весен
И за Тобой, которой нет.
5. «Меня, меня — во всем параде…»
Меня, меня — во всем параде —
Из башни, где возжен завет,
Меня из таинства ограды
Под площадей глумливый свет.
Меня в ветра, на воздух колкий, —
Меня, мое, всего ль меня?
Вдруг с запыленной черной полки —
Меня, мудрейшего меня.
Но я бегу… И снова в башню
Над головами поднят мост:
Я возвращаюсь в мир бесстрашный —
На перезвон, на долгий рост.
И снова за оградой слово
В покое, где возжен завет,
Где взято всё из тьмы земного
Под тайный, слишком яркий свет.
6. «Чего, чего не скажешь словом!..»
Чего, чего не скажешь словом!
Но между словом и тобой
Всегда явление готово
Внести раздор и перебой.
Предстанет ли во мгле явленье,
Оно всегда, всегда темно.
И лишь в поэта вдохновеньи
Горит — на миг озарено.
И заколдовано и тесно
Тугое лоно красоты.
И мир вещей, наш мир телесный,
Молчит в провале пустоты.
Всё пусто, всё кругом безбожно,
Всё ложно, только вымя слов
Нас кормит ласкою тревожной
Непостигаемых основ.
7. «Душа… да это кот наплакал…»
Душа… да это кот наплакал
И лапкой струны потрепал,
И где-то бубенец прозвякал,
И кто-то жизнь свою отдал.
Зачем? Ах, как прелестны розы
И как умильно строг забор!
И кто сказал — в тоске склероза —
Что есть паденье и позор?
Но я не верю, нет, не верю
Кошачьей лапке и слезам.
Я по себе доверье мерю,
Я верю крысам и мышам.
Они со мной играют в прятки.
Им жуть мила. Им смерть страшна.
Душа… да вот ее зачатки:
Подполье, ночь и тишина.
8. «И зонт внутри солидной палки…»
И зонт внутри солидной палки,
И зажигалка-пистолет,
И на моторах катафалки
Всему блистательный ответ:
Моей беспомощности странной,
Моим аффектам и тоске,
И серой скуке первозданной,
И мертвой туше на лотке,
И женской нежности курносой…
Зачем курносой? Ах, затем,
Что даже дым от папиросы
Нужнее скорби и поэм,
Что где-то желобком полночным
Стекает грусть, стекает грусть,
Затем, что верю всем заочно
И ложь их знаю наизусть.
9. «Душа мечта, а тело — бредни…»
Душа мечта, а тело — бредни…
Но мясо есть. Но мясо есть
Привычны мы, придя с обедни,
Обеда соблюдая честь.
Мясная честь — до гильотины,
До женских бедер… Обождешь
Еще недельку в карантине
И примешь всё. И всё поймешь.
Мясная мудрость… Что за блюдо?
И что сереет за столом?
Не что, а кто — мясное чудо —
Анатом с вилкой и ножом.
И всё же ветер забиякой
Весь день, всю ночь горазд трубить,
Забыв про козни Пастернака,
Что есть душа, что надо жить.
10. «Не элевзинский мир подземный…»
Не элевзинский мир подземный,
Где в темноте так ярок свет,
Не грозный, ноуменально темный,
Непостигаемый завет,
А просто Бог. И просто тело.
Земля. Трава. Небесный свод.
О, вечный сердца оголтелый,
Паденью равный перелет.
Есть простота для тех, кто тайну
Пока отставил в уголок,
Вкушая каждый день пристойный
Пшеничный кованный паек.
И неизбывна власть канона:
Лишь поищи — и обретешь
Для мира внешнего законы
И для себя святую ложь.
