Избранные стихи Черниховского

Как золотистые тыквы, подобные с виду кувшинам.

Шли по домам пастухи; чабаны овец погоняли

В шуме, в смятении, в гаме и в тучах поднявшейся пыли.

Мыком мычали коровы, телятам своим отвечая:

Тех отделили от маток хозяева, чтоб не ходили

Тоже на свежую пашу; и разноголосо и звонко

Блеяли овцы, ягнята; хозяева шумно скликали

Пестрый свой скот во дворы; с неистовым лаем собаки

Глупую гнали овцу, за быком непослушным бежали,

Ту загоняя к корыту, другого — в теплое стойло.

Так и звенело в ушах, и пылью глаза наполнялись.

Сел Мордехай на ступени, потея и мучась от зноя,

Как и от той суеты, что в доме его воцарилась

С самого первого дня, как просватал он скромницу Эльку —

И зачастили к нему: то портной, то чумазый сапожник;

С этого самого дня в дому его силу забрали

Всякие там белошвейки, портнихи, модистки, кухарки, —

Всякая шушера, словом (так зло Мордехай выражался).

Дочиста отняли мебель: и стол, и скамейки, и стулья.

Нечего и говорить о кровати, где можно бы сладко

После обеда вздремнуть; вся мебель пошла для раскладки

Кофточек, кофт, одеял, рубашек, материй и юбок,

Белых и пестрых накидок, и дорого стоящих платьев,

Капоров с разной отделкой, из кружев, из лент разноцветных,

Также ночных и денных чепцов (поскромней, понарядней),

Фартуков, простынь, чулок и сорочек с прошивками.

                                                                                              Взглянешь —

Там размахнулся рукав, там — другой; подолы да оборки

Заняли хату его, а сам Мордехай превратился

Просто в какой-то придаток к нарядам и тряпкам. Пропало

Все уваженье к нему — никто на него и не смотрит.

Кроме всей этой возни — потому он лишился покоя,

Что обретался в гостях у него человек нестерпимый:

Меир, подрядчик, еврей, назойливый, нудный и скучный,

Всем надоевший давно бесконечным своим разговором.

Меир бубнил... Мордехай сидел неподвижно и слушал.

Так уж ему на роду, должно быть, написано было:

Сесть на крылечке и слушать подрядчика нудные речи.

Меир все мелет и мелет, бубнит. Мордехай притворился,

Будто внимает ему, стараясь поддакивать часто.

В скучные эти минуты чему Мордехай был подобен?

Крепости был он подобен, врагом осажденной. Траншеи,

Насыпи враг понаделал, дозорные выстроил башни,

Бьет из баллист, катапульт и тучами стрелы пускает...

Так-то сидел Мордехай, а подрядчик тяжелые камни

Бухал в него: "Закладная... протори... убытки... взысканье...

Аукцион... прокурор... исполнительный лист... казначейство...

Жалоба... копия... суд... защита... решение... вексель...

Пеня... повестка... расписка... доверенность... постановленье...

Суд... апелляция... пеня... указ... секретарь... ипотека..."

Съежился весь Мордехай, а Меир палит не смолкая.

И невозможно сказать, до чего бы дошло это дело,

Если бы вдруг не пришло избавленье нежданное. Думал,

Думал уже Мордехай, что с Меиром сделать: подняться ль

Да и послать его к черту с отцом и с матерью вместе, —

Или спросить, — прочитал ли молитву вечернюю Меир?

Вдруг подошла его дочка, по имени Элька, невеста;

С теткою Фрейдой пришла — и речь прервалась посредине.

— "Ты это, Элька, откуда? И время ль теперь для гулянья?

Мать — насилу жива, от шмыганья ноги опухли,

Отдыху нет от хлопот о свадьбе твоей да нарядах..."

— "Брось, — ответила тетка (а Меир молчал: подавился

Камнем, который собрался метнуть): — мы с кладбища вернулись.

Звали на свадьбу мы тетю покойную, Этлю, с сестренкой

Переле. Как же иначе? Господь посылает нам свадьбу.

Плохо ли это? Таков, брат, обычай. Пусть знают. Наверно,

Радости Эльки они будут рады. И верно, на небе

Будут заступницы наши. Спасением и утешеньем..."

Знал Мордехай, что язык у Фрейды привешен отлично:

Сразу начнет с пустяков — и припустится: сыплет и сыплет;

Ввысь вознесется, потом насчет "Древес" и "Каменьев",

Взор устремит во скончанье веков — и крупным горохом

Кончит... Попал Мордехай из огня да в полымя. Только

Предупредил он несчастье, сказавши: "Голубушка, Фрейда,

Все это верно. Прекрасно, что вы не забыли усопших.

Надобно их пригласить. Да славится давший нам память!

После же ужина мы посмотрим списки другие:

Списки живых, приглашенных на Элькину свадьбу. Пожалуй,

Что-нибудь спутали мы, позабыли кого-нибудь. Как бы

Гнева не вышло, досады какой! их вовек не избудешь...

Ну, помолимся, Меир..."

А после ужина вместе

Сели все трое рядком: Мордехай, и Элька, и тетя

Фрейда. (Жена Мордехая, хозяйка славная Хьена,

Все по хозяйству металась, ужасно спешила, и кругом

Шла у нее голова.) На террасе сидели. Очками

Нос оседлал Мордехай и список держал приглашенных.

Имя за именем он с расстановкой читал и заметки

Вписывал сбоку. Читал он, — они же молчали и шили.

"Ну-с, Агайманы. Тут двое: Халецкий и старый Лисовский.

С давних времен мы друзья. Наверно приедут на свадьбу...

Каменка. Выходцы там из Добруджи живут, староверы —

Все огородники. Вот уж где хлеба-то много в амбарах!

Речка там — Конка, что в Днепр впадает. И в Каменке двое:

Цирлин (горячка такая, что страх!) и Литинский (забавник,

Первый остряк — и родня мне). Наверно приедут на свадьбу...

Вот я боюсь за Токмак! Там грязища, народ же — разбойник.

Вдруг да письмо не дошло Кагарницкому Шмуэль-Давиду?

Старый, давнишний приятель; наверно приедет на свадьбу...

Так: Лопатиха Большая. Богатое место. Винецкий

Может оставить амбар: ведь в хедере вместе учились!

Верный, истинный друг: наверно приедет на свадьбу.

Вот и Большая Михайловка. Много в ней доброй пшеницы,

Много и всякого люда. Так слушайте список, вникайте.

Реб Моисей Коренблит, с пятью сыновьями, конечно;

Вольф Пятигорский, мучник, и Лейба Пятовский, как порох

Вспыльчивый; Гордин, наш маскил [47], и сын его Яня; Литровник

Яков; Серебреник Еся — хороший купец и процентщик.

Все ведь приятели наши: наверно приедут на свадьбу!

Скельки; сельцо небольшое, но славится медом и воском;

Трое там: Бринь, да Хмельницкий, да милая тетушка Ентель.

Вот уж друзья — так друзья: наверно приедут на свадьбу!

Верхний Рогачик; ну, там — одни гончары да горшени;

В списке: Хотинский Рефуэл да Бер Лебединский с Ципарским.

Тоже друзья и родня: наверно приедут на свадьбу.

Ну-с, а теперь Янчикрак. Тут — Вольф Хациревич. Уж этот —

Брата родного милее: наверно приедет на свадьбу.

Дальше — село Белозерка, что "Малым Египтом" зовется.

Здесь — Богуславские (двое) да жулик один, Лиховецер.

Все дорогие друзья: наверно приедут на свадьбу.

Вот Серогозы, Подгаец. Село Маньчикуры: Литровник

Залман, веселый бедняк, и Венгеров — великий законник.

Это все люди свои: наверно приедут на свадьбу.

Дальше идут хутора у Алешек (какие арбузы!).

Значатся: Рейнов-заика; Ямпольский — ужасный мечтатель.

Оба — родня и друзья: наверно приедут на свадьбу.

Дальше — Каховка, село, известное ярмаркой славной:

Оленов, старый невежда, — и Карп, вольнодумец изрядный.

Тоже приятели наши: наверно приедут на свадьбу."

Так он сидел, разъяснял, отмечал и вычеркивал. Молча

К ним благовонная ночь глядела в открытые окна.

И собралися малютки — хасиды Зиждителя мира:

Бабочки, мошки, жуки, комары, шелкопряды, поденки

В плясках и танцах вились над свечою в подсвечнике медном.