Ангелическая по-этика

Подготовив все для ареста Пастернака, Сталин в последний момент проронил летучую фразу: «Не трогайте этого небожителя». Знал, что потом это будут повторять и цитировать. Понимал, что поэзии Пастернака уготована вечность, хотел к ней примазаться и примазался, присох кровью. Позднее Пастернак скажет: «Сталин был палач и убийца, а Хрущев свинья». Вот за эту свинью и спустил Хрущев на Пастернака всю послушную ревущую свору советских писателей.

Я никак не могу понять, каким образом еще в 1915 году, когда не было ни ЧК, ни НКВД, ни КГБ, Пастернак написал стихотворение «Душа».

О вольноотпущенница,

если вспомнится,

О, если забудется,

пленница пет

По мнению многих,

душа и паломница,

По-моему

–тень без особых примет.

О, - в камне стихи,

даже если ты канула.

Утопленница,

даже если – в пыли,

Ты бьешься, как билась

княжна Тараканова,

Когда февралем

залило равелин.

О внедренная!

Хлопоча об амнистии,

Кляня времена,

как клянут сторожей,

Стучатся опавшие годы,

как листья,

В садовую изгородь календарей

Поэзия есть сигнал из будущего. И ничего другого. Здесь ведь ни одного слова убрать нельзя: и Тараканова, и равелин, и амнистия, ведь это всё из ужасных грядущих лет.

Юрий Любимов, чья судьба тончайшими нитями переплелась с Шекспиром и Пастернаком, вспоминал, как играл Ромео в спектакле, где Целиковская играла Джульетту. Между ними уже пробегали любовные токи. Может, поэтому в момент поединка Ромео с Тибальдом острый край шпаги отломился, влетел в зал и врезался в ручку кресла, где сидел Пастернак. Поэт пришел за кулисы, протянул Любимову острый обломок и тихо произнес: «Ну вот... я перевел... а вы меня чуть не убили...». Но Пастернак перевел не только «Ромео и Джульетту», он перевел и «Гамлета». Однако Сталин сказал: «По-моему, «Гамлета» вообще не надо играть». Так советская сцена потеряла лучшую в мире пьесу. А потом был знаменитый таганский Гамлет – Высоцкий, и уже наследники Сталина запрещали Любимову постановку, «Высоцкий Гамлета играть не будет!» – промолвил партнадзиратель. «Тогда постановки не будет» – ответил Любимов. И победил. На Таганке шел «Гамлет» Шекспира в переводе Пастернака с Высоцким в главной роли. Пастернак, Любимов, Гамлет, Шекспир, Высоцкий, Сталин – как все переплелось, какая долгая битва добра и зла, где добро, конечно же, побеждает, но только всегда запаздывая. Да ведь и сегодня у Любимова отняли половину театра, а борьба за дом Пастернака в Переделкине, нет-нет, да и вспыхивает с новой силой вот уже несколько десятилетий. Между тем сам переделкинский дом и пейзаж вокруг давно, еще при жизни поэта, превратились в великое стихотворение.

К Пастернаку едут в Переделкино, как к Пушкину в Михайловское, потому что сегодня уже абсолютно ясно – в XIX веке Пушкин, в XX – Пастернак. И эта великая тайна обозначена в совпадении даты смерти Пушкина с датой рождения Пастернака. Словно, как это следует по буддистким поверьям душа одного поэта переселилась в другого. Время покажет, в ком воплотилась или воплотится в будущем душа-печальница Пастернака.

«Легко проснуться и прозреть», – как сказал поэт.

ПРОСТРАНСТВОМ И ВРЕМЕНЕМ ПОЛН

Иногда очень трудно представить, что Мандельштам все таки был. Легче поверить в НЛО или в Атлантиду. Такова особенность нашей империи. У нас все не благодаря, а вопреки. Впрочем, надо отдать должное дореволюционной России. Прорвавшись сквозь все черты оседлостей, Мандельштам все же смог уехать в Германию и получить там высшее образование изучая философию.

Зачем Ленский вернулся в заснеженную Россию после обучения в Гетгингенском университете? Прожил бы долгую и счастливую жизнь. Даже кроткий и удачливый поэт Василий Жуковский, воспитавший Александра II, вовремя уехал в Германию и много лет жил счастливо, переводя Гомера на русский язык. — Мандельштам не переводил Гомера, он «список кораблей дочел до половины» На вторую половину не хватило жизни тем более что прервалась она преждевременно в советском

концлагере. Назовем веши своими именами. Великая античная цивилизация, погибшая от нашествия вандалов.

Мандельштам стал не столько поэтом для поэтов, сколько поэтом для филологов. В его стихах так приятно откопать то античную колонну, то профиль древнегреческой камеи. Вообще он отчасти был предсказан Гончаровым в романс «Обрыв»

Там есть учитель гимназии Козлов, который влюбился в свою жену, находя в ней античные очертания, потому что по-настоящему был влюблен только в античность.

Попытки Мандельштама писать о современности трогательны и неуклюжи. То Москва «на яликах плывет», то вырывается обещание жить «дыша и большевея».

Он слишком мягко назвал свой век «волкодавом» Век оказался не волкодавом, а людоедом.

Самая гениальная строчка Мандельштама: «Господи! Сказал я по ошибке». Это великая молитва XX века. Здесь уже не античность, а только мы. Мы в той мере, в какой еще способны молиться.

И еще одна точнейшая формула Мандельштама. «Мы живем, под собою не чуя страны», – это на все времена. Очень страна большая. В ее просторах исчезают великие поэты так, что потом и могил не сыщешь.

И все-таки Мандельштам здесь родился, жил и даже создал свою антично-русскую поэзию уже XX века, повторив эксперимент Пушкина в новом измерении. Эксперимент удался. В заснеженной стране возник поэтический Парфенон из льда, построенный Мандельштамом. Это строение казалось таким хрупким и вот-вот должно было бы растаять, однако не растаяло, не рухнуло, а оказалось прочней железобетонных глыб советской поэзии, которые давно превратились в пыль.

Возможно, что поэт родился не в своем времени, не в той стране, но повезло и времени, и пространству, где жил Осип Эмильевич Мандельштам.

ДЫР, БУЛ, ЩИЛ

Воры украли из раздела редких книг Российской Государственной библиотеки сборник футуриста А.Крученых «Лакированное трико» А говорят, что культурный уровень в стране низок. Куда уж выше. Футуристов воруют. Поэт был бы счастлив, узнав об этом. Ему пришлось пережить такую отчаянную травлю, что о своем творчестве он говорить опасался. Люби мая фраза Крученых – «Я не поэт. Я букинист». Он жил продажей и собиранием редких книг Это в советское время тоже не поощрялось. Кроме того, в любой момент могли вызвать в Союз писателей для творческого отчета. А что он мог предъявить? Футуристические стихи? Лучше не надо. В случае исключения из творческого союза он автоматически становился «тунеядцем», коего, как Бродского, проще простого закатать в тюрьму или ссылку.