Судебно-медицинская экспертиза: проблемы и решения

В случае появления необходимости применения специальных познаний из области судебной медицины для исследования эксгумированного трупа следователь (орган дознания) или суд решают вопрос о назначении судебно-медицинской экспертизы.

УПК РСФСР не содержит специальных указаний об оформлении назначения судебно-медицинской экспертизы эксгумированного трупа. Из этого следует, что такие экспертизы назначаются в обычном порядке, т. е. следователь выносит постановление, в котором указывает обстоятельства дела, обусловившие необходимость эксгумации и проведения экспертизы (первичной, дополнительной или повторной), перечисляет вопросы, подлежащие экспертному разрешению и т. д.

В тех случаях, когда назначается дополнительная судебно-медицинская экспертиза эксгумированного трупа, что согласно ст. 81 УПК РСФСР производство ее может быть поручено тому же либо другим экспертам. Повторная же экспертиза поручается другому или другим экспертам. Но в любом случае в распоряжение эксперта представляется труп я все необходимые материалы уголовного дела.

Необходимо отграничить судебно-медицинскую экспертизу также от такого процессуального действия, как получение образцов для сравнительного исследования. Это следственное действие, как известно, правовую регламентацию впервые в истории советского уголовного процесса получило в ныне действующем уголовно-процессуальном законодательстве. В частности, ст. 186 УПК РСФСР предусматривает:

Аналогично сформулированы соответствующие статьи УПК большинства других союзных республик [53].

В соответствии с этим нормативно-правовым предписанием образцы для сравнительного исследования могут быть получены следователем как с участием, так и без участия специалиста. Вопрос об отграничении судебно-медицинской экспертизы от рассматриваемого следственного действия возникает в тех случаях, когда в качестве такого специалиста выступает лицо с познаниями из области судебной медицины. Скажем, надо получить кровь потерпевшего для сравнительного исследования, необходимого по делу. Когда же речь идет об изъятии крови, находящейся на теле подозреваемого, подногтевого содержимого у подозреваемого или о других подобных объектах будущего экспертного исследования, то мы сталкиваемся с несколько иным явлением, связанным скорее с получением вещественных доказательств. Поэтому в подобной ситуации нужно, очевидно, руководствоваться теми правилами уголовно-процессуального закона, которыми определяется порядок обнаружения, изъятия и закрепления вещественных доказательств (ст. 83–86 УПК РСФСР).

Врач с познаниями из области судебной медицины, привлеченный для участия в получении образцов для сравнительного исследования, является, бесспорно, не кем иным, как специалистом в смысле ст. 1331 УПК РСФСР. Изложенные выше соображения о процессуальном положении специалиста и его отличия от судебного эксперта полностью сохраняют силу и применительно к данному случаю. Поэтому нет надобности особо обосновывать вывод о том, что врач, принимающий участие в получении следователем образцов для сравнительного исследования, не превращается в судебно-медицинского эксперта.

Конечно же, вопрос о получении сравнительных образцов от трупа или у живых лиц может возникнуть и в ходе судебно-медицинской экспертизы, назначенной в установленном законом порядке. Однако рассмотрение его представляется более целесообразным в том разделе пособия, где освещаются порядок и методические вопросы производства судебно-медицинской экспертизы.

Более сложным и острым является вопрос о соотношении судебно-медицинской экспертизы и освидетельствования.

В годы становления советского уголовного процесса термин «освидетельствование» чаще всего употреблялся для обозначения деятельности любого врача (в том числе судебного медика) по проведению судебно-медицинской или судебно-психиатрической экспертизы живого лица [54]. Несколько позднее начали появляться утверждения о необходимости отграничения освидетельствования как следственного действия, проводимого органом расследования, от экспертной деятельности. М. С. Строгович, например, еще в 40-е годы писал: «По сути дела, освидетельствование — это тоже осмотр и отличается от него тем, что предметом освидетельствования является не вещь, как при осмотре, а живой человек» [55]. Такие же соображения встречались тогда в трудах М. А. Чельцова, Д. С. Карева, Р. Д. Рахунова, П. И. Тарасова-Родионова и ряда других видных ученых [56]. Для такого подхода определенные основания давал УПК РСФСР 1923 г., где освидетельствование, по существу, рассматривалось как осмотр живого лица, проводимый врачом по поручению следователя (ст. 193–194 УПК РСФСР 1923 г.).

Но уже на том этапе развития уголовно-процессуальной науки и практики выдвигалось предложение рассматривать освидетельствование в одном плане как самостоятельное следственное действие, в другом — как разновидность судебно-медицинской экспертизы. «В случае, когда освидетельствование возлагается на эксперта, — писал, в частности, Н. В. Терзиев, — мы имеем дело в процессуальном смысле с экспертизой, а когда освидетельствование производится следователем или представителем органов дознания (с привлечением специалиста и без него), происходит следственный осмотр» [57].

В ведомственных нормативно-правовых актах освидетельствования, проводимые медиком, также отождествлялись с судебно-медицинской экспертизой. Например, в Инструкции о производстве судебно-медицинской экспертизы в СССР от 13 декабря 1952 г. указывалось, что в компетенцию судебно-медицинской экспертизы входят: производство судебно-медицинского освидетельствования живых лиц, судебно-медицинского исследования трупов, судебно-медицинских и судебно-химических исследований вещественных доказательств, а также производство судебно-медицинской экспертизы» (п. 9). Здесь, как видим, судебно-медицинские исследования живых лиц рассматривались как разновидность экспертизы.

Позднее, по мере углубления понимания существа экспертизы, положение стало меняться. Все более весомыми становились соображения о необходимости четкого разграничения, с одной стороны, освидетельствования, с другой — судебно-медицинской экспертизы. Советское уголовно-процессуальное законодательство, принятое на рубеже 60-х годов, пошло именно по такому пути. Однако оно подошло к правовой регламентации данного вопроса недостаточно последовательно. Убедиться в этом можно уже при простом сопоставлении текстов соответствующих статей УПК различных союзных республик.

Ст. 181 УПК РСФСР предусматривает, что следователь вправе произвести освидетельствование обвиняемого, подозреваемого, свидетеля или потерпевшего для установления на их теле следов преступления или наличия особых примет, если при этом не требуется судебно-медицинской экспертизы».

УПК Украинской ССР решает тот же вопрос несколько иначе. Он гласит: «При необходимости выявить или удостоверить наличие у обвиняемого, подозреваемого или свидетеля особых примет следователь выносит об этом постановление и производит освидетельствование в присутствии двух понятых», а «при необходимости производит судебно-медицинское освидетельствование…, такое освидетельствование по указанию следователя производится судебно-медицинским экспертом или врачом» (ст. 193). Следственное освидетельствование, проводимое органами предварительного расследования и судебно-медицинское освидетельствование, осуществляемое специалистом-медиком, различается также в УПК Казахской ССР (ст. 130) и в УПК Азербайджанской ССР (ст. 207), хотя и в них тоже есть некоторые особенности в регулировании данного процессуального действия.