Судебно-медицинская экспертиза: проблемы и решения

Но по-прежнему остается дискуссионным вопрос о том, относится ли судебная экспертиза (в том числе судебно-медицинская) к числу следственных действий. Есть авторы, которые, считая экспертизу процессуальным действием, данный вопрос оставляют тем не менее нерешенным [36]. Известен и взгляд, суть которого состоит в отрицании за судебной экспертизой свойств следственного действия, в стремлении рассматривать ее как некую автономную форму дознания в уголовном процессе [37]. Противоположное мнение состоит в том, что любая экспертиза является не просто процессуальным, а именно следственным действием [38]. Наконец, в имеющейся юридической литературе встречаются и высказывания о том, что экспертиза в рассматриваемом плане имеет двойственный характер. В. М. Галкин, к примеру, полагает, что судебная экспертиза в узком смысле выражается во внепроцессуальной деятельности эксперта по исследованию представленных ему материалов на основе специальных познаний, а в широком смысле — в следственном (судебном) действии, направленном на установление имеющих значение для дела фактов путем привлечения экспертов [39]. На правомочность такого подхода, охватывающего гносеологическую (специальную, научно-методологическую) и процессуально-правовую сторону рассматриваемого явления указывают и некоторые другие авторы [40].

Вполне понятно, что в пользу каждой из отмеченных позиций приводятся те или иные аргументы. Например, признание судебной экспертизы следственным действием чаше всего обосновывается указанием на то, что она начинается по постановлению следователя (органа дознания, прокурора, суда), который определяет объем и направление экспертного исследования, контролирует его ход, получает и оценивает заключение эксперта и т. д. Ученые же, отстаивающие противоположный взгляд, упор делают на то, что сердцевину судебной экспертизы составляет вся деятельность эксперта, заключающаяся в исследовании представленных ему материалов на основе специальных познаний, что содержание и «технология» этой деятельности выходят за рамки процессуальной формы, определяются научными и научно-методическими положениями соответствующей области специальных знаний. Авторы же, усматривающие в судебной экспертизе двойственную природу, стремятся учесть и ту, и другую характеристику этого явления, хотя, как это будет показано нами позднее, соединение их необязательно предполагает такую «двойственность».

Нельзя отрицать, что эти и некоторые другие аргументы, приводимые в обоснование той или иной позиции по рассматриваемому вопросу, сами по себе правильные. В судебно-медицинской экспертизе, как в сложном комплексе актов (действий, документов, решений), присутствуют моменты, в разной степени регламентируемые уголовно-процессуальным законом и, стало быть, «процессуальные» не в одинаковой мере. Если действия следователя (органа дознания, прокурора) или суда по назначению экспертизы достаточно подробно регулируются статьями 78–79, 81, 184–189, 193–194 и 208 УПК РСФСР, то действия эксперта по исследованию представленных ему материалов на основе своих специальных познаний такой регламентации в законе не находят. И это вполне резонно, ибо исследовательская часть этого сложного комплекса осуществляется специалистом на базе накопленных в соответствующей области науки знаний и с применением адекватных этим знаниям специальных методов. Сугубо экспертные исследования — творческий процесс, в котором проявляются умение эксперта тщательно анализировать и решать поставленные перед ним специфические задачи, его личный опыт, знания и владение методами и достижениями представляемой им области науки, техники, искусства или ремесла [41]. Этот творческий процесс, естественно, не «персонофицирован», по каждому делу сугубо индивидуален. Его методика, причем как общая, так и частная, разрабатывается наукой, постоянно обогащается за счет вновь накапливаемых экспертных знаний. Законодатель не может в процессуальных нормах регламентировать его подробно, не подменяя правовое регулирование общественных отношений попыткой создать методику того или иного экспертного исследования, «заорганизовать» его и тем самым лишить эксперта творческой самостоятельности.

Однако сказанное вовсе не означает, что экспертное исследование осуществляется вообще вне рамок процессуального закона. УПК РСФСР определяет права и обязанности эксперта, процессуальную форму его выводов (ст. 80, 82, 187, 189, 190–192 и 288 УПК РСФСР). Вся исследовательская деятельность эксперта осуществляется в рамках его нрав и обязанностей, предусмотренных в этих уголовно-процессуальных нормах. Оттого что уголовно-процессуальный закон не описывает способов (приемов, методов) осуществления предусматриваемых им прав и обязанностей эксперта, ни сами эти права и обязанности, ни совершаемые в их осуществление действия не меняют своей юридической характеристики, не теряют тех уголовно-процессуальных свойств, которые придаются им уголовно-процессуальным законом.

Больше того, эти права и обязанности, в рамках которых производится исследование представленных эксперту материалов, строго соотнесены с правами и обязанностями следователя (органа дознания, прокурора, суда) и других участников советского уголовного судопроизводства. Иначе говоря, они возникают, существуют и осуществляются в правоотношении между экспертом, с одной стороны, с другой — только что названными субъектами уголовно-процессуальной деятельности. Поэтому эксперт — это не просто лицо, наделенное процессуальными правами и обязанностями, но и одновременно участник (субъект) соответствующих уголовно-процессуальных отношений.

Сказанное выше говорит о том, что эксперт является относительно самостоятельным субъектом уголовно-процессуальной деятельности. Трудно себе представить положение, при котором то или иное лицо, с одной стороны, является полноправным участником уголовно-процессуальных отношений, а с другой — не считается субъектом уголовно-процессуальной деятельности, неразрывно связанным с этими отношениями. Представляется более логичным вывод обратного порядка о том, что эксперт, как и любой другой участник уголовного судопроизводства, выступает и в роли субъекта уголовно-процессуальных отношений и предпринимаемой в их рамках уголовно-процессуальной деятельности.

Можно говорить о степени (уровне) детализации в правовом регулировании деятельности судебно-медицинского эксперта. Но этот вопрос возникает и применительно к другим участникам уголовного судопроизводства, совершающим иные следственные действия. Если, скажем, взять ход производства следователем или органа дознания, обыска или выемки по уголовному делу, то действующее законодательство ограничивается указанием на основания, общий порядок производства и на круг возможных участников этих следственных действий (ст. 167–171 УПК РСФСР), отнюдь не регулируя ни методики, ни тактики, ни каких-либо других подобных сторон этих действий. Примерно то же самое наблюдается и при регулировании остальных следственных действий: допрос обвиняемого (ст. 156–160 УПК РСФСР), допрос свидетелей (ст. 155–160 УПК РСФСР), очная ставка (ст. 152–163 УПК РСФСР) и т. д.

Хотя в советской юридической литературе подчас говорится о детальной правовой регламентации процессуальных действий [42], следует согласиться с тем, что здесь имеется в виду регламентация не операциональной структуры, не предпринимаемых при этом познавательных и удостоверительных операций того или иного действия в уголовном судопроизводстве, а его процессуальная форма. Последняя действующим уголовно-процессуальным законом регламентируется в той мере, в какой это необходимо для обеспечения законности, обоснованности и целенаправленности того или иного юридически значимого действия, для гарантии в ходе его производства прав, свобод и юридически охраняемых интересов граждан и других участников соответствующего процессуально-правового отношения.