Как быть свидетелем

Любим Иванович! Нетрудно догадаться, что, расследуя какое-то непонятное мне преступление, вы выступаете не как представитель закона, а лишь в личном качестве, присваивая несвойственные вам функции. Я не очень разбираюсь в законах, простите, но, по-видимому, ваши действия подпадают под ст. 200 УК РСФСР "Самоуправство" и еще ст. 171 УК РСФСР "Превышение власти или служебных полномочий". Это, вероятно, все, что я хотел объяснить, Любим Иванович, по вашей, в сущности, просьбе… Но, с другой стороны, я прошу впредь оградить меня, моих друзей, а главное моих родителей от нелепых бесед с вами. Я же, если очень надо, всегда готов отвечать на любые вопросы, но только представителя закона, иначе, наверное, и быть не может.

Подпись. Дата.

Второе заявление

В компетентные органы

Такому-то от такого-то, проживающего

Чистосердечное раскаяние

Полагая долгое время, что "каждый человек имеет право на свободу убеждений и на свободное выражение их", в настоящем заявлении я чистосердечно раскаиваюсь в том, что считал, будто это право включает "свободу беспрепятственно придерживаться своих убеждений, свободу искать, получать и распространять информацию и идеи любыми средствами и независимо от государственных границ" (Цитируется ст. 19 Всеобщей декларации прав человека.)

Подпись. Дата.

Свидетель. А если бы рукопись, о которой вы спрашиваете,

написал я, то должен ли я в этом признаться?

Следователь. Несомненно. Вы дали подписку об ответственности за

дачу ложных показаний.

Свидетель. Ну а как же тогда право обвиняемого на защиту? Я же

стану обвиняемым тогда?

Следователь. Вы в этом уверены?

Свидетель. Конечно не уверен, поэтому и спрашиваю.

(Из рассказов о допросе.)

Нет, я не знаю, что делать тем, кто слишком боится. В сущности, я вообще ничего особенного не знаю. Но я уверен, что вашу волю, читатель, исключительную волю отвечать на допросе как угодно, не сообразуясь ни с какими неожиданностями, ни с какими советами (даже теми, которые изложены выше), никто и ничто не должно ограничивать. Ничто абсолютно: ни заботы близких, ни страх, ни желание узнать о чем-то, ничто, кроме собственной совести. Надо быть просто самим собой — вот главный совет.

Конечно, всякое бывает. Допустим, вызывают на допрос в то время, когда у вас в кармане лежат виза и билет до Вены. Что делать? Быстрее обменять билет, чтобы скорее улететь, и все время бояться, как бы в последний момент что-нибудь не стряслось? Наверное.

И все-таки жаль. Мне будет очень жаль, когда кто-нибудь скажет, что вы "жид и потому трус". И пусть вы уже уехали в Израиль и все происходящее здесь вас нисколько не волнует, вы никогда не вспомните об этой стране, никогда.

Никогда? А ведь это и есть, наверное, ложь! Плохая страна — именно та, где только лишь думающих, что она плохая, сажают в тюрьму. А только почему плохую страну всегда любят больше, чем хорошую? Почему?

Не знаю.

Не обижайтесь, читатель. Говоря о других, я в основном все-таки имею в виду самого себя. Но, по всей вероятности, я не счел бы возможным всегда поступать так, как советую другим. Кроме того, категорически не хочу, чтобы мои сентенции истолковывались как желание сделать из читателя большого жулика. И даже очень мелким жуликом я совершенно не советую быть. Наоборот. Если вы звоните кому-нибудь, допустим, в Рим (в кредит) из квартиры, откуда все уже уехали, или звоните в учреждение, притворяясь кем-нибудь, или обманываете тех, кого "стоит" обманывать, то, я полагаю, само по себе это все-таки помешает вам на допросе, да и в жизни тоже. Считая себя партизаном в тылу врага, в конечном счете вы окажетесь партизаном в своем собственном тылу, поскольку не увидите границы между добром и злом.

Между прочим, рассказывают, когда Мандельштама привели первый раз на допрос, он всего лишь спросил: "А можно говорить правду?".

— Я удивляюсь, почему они не могут всех нас разом уничтожить, — спросила моя приятельница, которая прочла все это. Я тоже этого не знаю.

_{Публикуется с незначительными сокращениями, которые в основном относятся к комментариям статей Уголовного кодекса, прекратившего свое действие в январе 1997 года. Публикуется по: "Индекс. Досье на цензуру", 1997, #1, с. 113–134.}