Доказывание истины в уголовном процессе: Монография

Наибольшие споры возникают по поводу первого — чувственного этапа восприятия субъектом познания объективных признаков события преступления. Можно в связи с этим напомнить, что раскритикованный В.И. Лениным Г.В. Плеханов говорил: «Наши ощущения — это своего рода иероглифы, доводящие до нашего сведения то, что происходит в действительности. Иероглифы не похожи на те события, которые ими передаются. Но они могут совершенно верно передавать как самые события, так — и это главное — и те отношения, которые между ними существуют» [680].

В наше время некоторые исследователи признают возможность и особенности искажения информации, которая представляет собой объективно существующий сигнал [681]; делается вывод о необходимости выделения, различных уровней познания [682]. Следовательно, происходит усложнение механизма отражения, который бывало трактовался излишне однозначно.

С.В. Балакшин говорит о трех уровнях:

1) информационно-накопительный, на котором происходит деятельность субъектов доказывания по обнаружению, закреплению, проверке и оценке информации о фактических обстоятельствах общественно опасного деяния;

2) фактосинтезирующий уровень, где органы, следователь, прокурор, суд, обобщая и анализируя фактические данные, содержащиеся в источнике, формируют образ общественно опасного деяния со всеми элементами, заданными статьей 73 УПК;

3) логико-аналитический уровень — является той ступенью доказывания, где происходит проверка и оценка собранных доказательств в целях обоснования соответствия доказательств требованиям закона, обоснования доказывания обстоятельств общественно опасного деяния как они имели место в действительности [683].

Представляет интерес проследить диалектику рассуждений по данной проблеме известного российского процессуалиста А.С. Барабаша. Он исходит из того, что процесс познания включает в себя 1) деятельность, связанную с получением информационных доказательств, и 2) деятельность, связанную с оперированием готовыми аргументами для получения выводного знания о событии прошлого [684].

Узлом схемы мыследеятельности при установлении обстоятельств, подлежащих доказыванию, является объект познания. В качестве его не может выступать преступление. Неправильно отождествлять объект со знанием о нем.

Предмет — это знание, полученное в результате работы с объектами. В качестве объекта, с которого начинается познавательная деятельность в уголовном процессе, нужно выделить след, оставленный совершенным преступлением, затем таковым становится информация.

Следующий объект — любые фактические данные. На основе выявленной взаимосвязи между ними мы получаем вывод более высокого уровня — об обстоятельстве, подлежащем доказыванию. И только тогда, когда знание обо всех обстоятельствах непротиворечиво ложится в одну схему, мы получим искомое знание о совершенном в прошлом деянии. На этом уголовно-процессуальное доказывание закончено, мы получили предмет.

Указанные объекты, кроме первого, являются идеальными, и только следы — реальные объекты [685]. Далее А.С. Барабаш пишет: «Непосредственно познать преступление мы не можем. Работаем мы со следами, которые оно оставило и которые под влиянием объективных и субъективных факторов находятся в постоянном изменении, изменяются они и при нашей работе с ними. Если, говоря об уголовно-процессуальном познании, за точку отсчета брать не событие прошлого, а оставленные им следы, то меняется и отношение к истине как цели уголовно-процессуальной деятельности» [686].

Следует сделать вывод, что выделяет различные уровни (этапы) у познания-доказывания и А.С. Барабаш: на первом (информационном) этапе, по его мнению, речь идет о работе субъектов доказывания эмпирическими методами со следами, снятием с них информации, получении информационных доказательств; на втором — происходит установление фактических данных, работа с ними как с логическими доказательствами; на третьем этапе происходит установление обстоятельств, подлежащих доказыванию; на последнем этапе — получение совокупного знания о прошлом, в основании которого лежат установленные связи и отношения, существующие между обстоятельствами, подлежащими доказыванию [687].

По А.С. Барабашу, при работе со следами происходит снятие информации, открывается только нечто эмпирическое, а не сущность. Познание начинается с превращения чувственно-конкретного в сумму абстрактных определений [688]. Но у него есть противоречие с другим утверждением: «Выделение чувственного непосредственного познания разрывает единство познавательной деятельности, практическую деятельность отделяет от мыслительной, придавая ей самодостаточное значение» [689]. Иными словами, отрицая выделение чувственного познания, он фактически делает это. «Работая со следами, мы должны прилагать усилия к тому, чтобы как можно более правильно отражать воспринимаемое. К этому следует стремиться, но необходимо помнить, что отражение человеком действительности, как свидетельствуют данные психологии, всегда процесс опосредованный. Опосредован он многими особенностями, которые характеризуют данного человека и вообще человеческую природу. С помощью нервной системы в человеке природа создала механизм трансмутации энергии внешнего мира во внутреннюю. Но этот важный факт говорит о том, что человеческий мозг не воспринимает реальный мир объективно и напрямую, а воспринимает лишь неврологическую модель реальности. Следовательно, не только в целом процесс познания является опосредованным, опосредовано и отражение человеком действительности, что уже само по себе говорит о невозможности непосредственного познания ее» [690]. Такого рода выводы, конечно, являются отходом от ортодоксального изложения теории отражения, следообразования, получения доказательства. Тем более, что они приводят исследователя к нетрадиционной трактовке объекта познания, о чем речь пойдет ниже.

А.С. Барабаш утверждает, что «объект познания не может быть в прошлом. Прошлое познается через объекты настоящего… Если в общем плане объект понимают как часть объективного мира, находящегося во взаимодействии с субъектом, то предмет — это наиболее значимые свойства, связи и отношения, которые выделяет субъект в объекте, исходя из своих целей. В отличие от объекта, в предмете предлагается видеть не только объективное, но и субъективное» [691]. Таким образом, у него получается, что объект познания — вещь в себе, предмет — вещь для нас. Цель — между ними. Предмет не может быть в прошлом, как знание не может предшествовать явлению. Предмет субъективен, объект объективен. Исследователь, исходя из стоящих перед ним целей, обращаясь к действительности, выделяет в ней то, что его интересует в первую очередь. Выделение — это первый шаг к «опредмечиванию», получению предположения о том, что определенная вещь, явление могут удовлетворять стоящим целям. Здесь еще нельзя говорить о знании, которое может быть только результатом чувственно-логических операций. Знание не есть неотъемлемое свойство объекта, знание — это и есть предмет [692]. На наш взгляд, исследователь пришел к тому же выводу, что и мы. Термином «предмет» он обозначает то, что мы называем «факт».

Е.А. Доля предлагает иную трактовку объекта уголовно-процессуального познания: «…следователь и судьи оперируют не лицами, воспринимавшими преступление, не орудиями его совершения, не следами, оставшимися после него, а доказательствами — сведениями о преступлении, орудии его совершения, следах преступления, полученными в ходе формирования доказательств — производстве следственных и судебных действий… Доказательства, при этом, выступают основным средством возвращения к преступлению, они как бы непосредственно представляют его» [693]. Таким образом, в приведенной точке зрения отождествляется объект познания и доказательства. Не считаем ее правильной, вполне разделяя мнение В.С. Балакшина о том, что это недопустимо делать.