Доказывание истины в уголовном процессе: Монография

В целом можно сказать, что все идеи, касающиеся природы познания, были заимствованы с Запада. Они составляют основу отечественной теории доказательств. Прежде всего, речь идет об английской теории доказательств. Хотя, невозможно, конечно, отрицать влияния доказательственного права и стран континентальной Европы, со всеми вытекающими отсюда последствиями (в частности, это касается состязательности, активности суда в доказывании).

Наверное, как о национальном феномене теории доказательств можно говорить все-таки о советской концепции объективной истины. Она создавалась на базе научных представлений XIX века о закономерностях познания и, кроме того, была сильно политизирована и обслуживала не вполне нормальную социально-политическую структуру. Естественно возникают сомнения об адекватности этой теории новым реалиям. На наш взгляд, проблема стоит сейчас в том, чтобы осмыслить «начинку» отечественной теории доказательств в свете классических представлений об эмпирическом познании (которым была не чужда русская наука), но добавить к этому и идеи постнеклассической эпистемологии. Все это позволит приспособить теорию доказательств к российской правовой реальности.

Мы считаем, что действительно появилось нечто новое в науке и философии, что окрасило в несколько другие цвета классические представления о познавательной деятельности, протекающей в русле уголовного процесса. Думаем, не ошибемся, если скажем, что главным образом это категория информации. Было бы логичным проанализировать советские, точнее модернистские, информационные положения, характеризующие состояние разработки данной проблематики в отечественной уголовно-процессуальной науке [647].

С другой стороны, нельзя не сказать, что используемая в нашей науке уголовного процесса на протяжении более семидесяти лет теория отражения слишком плоска, чтобы в современных условиях казаться убедительной. Хотя общая интенция на познаваемость события преступления, рационализм не могут не разделяться нами. Но объяснение, защита этой позиции должны строиться по-новому. С учетом достижений таких наук, как психология, лингвистика, антропология и прочие, то есть не столько естествознания, сколько гуманитарного знания.

Современная российская теория доказательств скорее по инерции, чем по убеждению, ссылается на марксистско-ленинскую теорию отражения (стыдливо именуемую теперь теорией познания «диалектического материализма») как свою методологическую базу. Эта теория была признана в свое время единственно верной для построения советского учения о доказательствах.

Нельзя ей отказать в последовательности, практичности и некоторой гибкости. Но эта практичность себя оправдывала применительно к определенному историческому контексту, менталитету. Она развивалась в условиях единой коммунистической идеологии, авторитарного режима, имела своей интенцией построение некоей идеальной модели общества посредством уничтожения всего мешающего этой цели и оправдывала карательную систему, где права личности нисколько не могли ограничить усилия государства по борьбе с преступностью [648].

Кратко напомним основные положения теории отражения марксизма-ленинизма, которые в наиболее концентрированном виде были выражены Ф. Энгельсом: материя, природа и бытие — это объективная реальность, существующая вне и независимо от нашего сознания, материя первична, поскольку она является источником наших ощущений и идей, а сознание — вторично, поскольку оно является отражением материи, бытия [649].

«Теория отражения» означает, что идеи и ощущения являются понятиями или образами предметов, существующих независимо от сознания. В.И. Ленин считал, что образы предметов, возникающие в мозгу человека, достаточно похожи на соответствующие предметы. К этому он добавлял, что объективный мир, существующий независимо от человека, может быть познан им [650]. Как известно, именно этот тезис был взят на вооружение многими отечественными процессуалистами и криминалистами для обоснования того, что нераскрываемых преступлений не бывает и даже возможности достижения в уголовном процессе абсолютной истины.

Выдающиеся советские ученые (А.Я. Вышинский, М.С. Строгович и другие [651]) конкретизировали положения теории отражения применительно к нуждам теории доказательств и нуждам правящего класса. Однако крах системы неминуемо порождает разумные сомнения относительно правильности теоретической надстройки, включая концептуальные основы советской теории доказательств. Мы имеем дело с банкротством не только социально-экономическим, но и интеллектуальным, которое гораздо трагичнее и которое нами не преодолено до сих пор.

Ведь многими по сей день диалектический материализм изображается как доказуемая теория и даже как неизбежная методология для теории доказательств. Следует констатировать, что за несколькими исключениями [652] никаких серьезных попыток переосмыслить наследие советской науки в этом плане не делалось. Например, В.С. Балакшин пишет: «В основе теории доказывания лежит материалистическая диалектика, в частности два центральных ее раздела — гносеология и теория отражения, из которых следует: а) мир материален; б) мир первичен; в) мир отражаем и познаваем» [653]. Субъекты уголовно-процессуального доказывания (следователь, прокурор, суд) способны познавать механизм образования и передачи информации, ее восприятия, воспроизведения, фиксации и использования. Используя законы логики, данные субъекты способны познать и обосновать события прошлого, в том числе противоправных деяний как событий и явлений объективной действительности. Целью доказывания является установление объективной истины, под которой понимается соответствие содержащихся в итоговых выводах и решениях органов расследования, прокуратуры и суда знаний об обстоятельствах, входящих в предмет доказывания по уголовному делу [654].

На наш взгляд, развиваемые в современной уголовно-процессуальной науке концепции уголовно-процессуального познания (доказывания) в большинстве случае вольно или невольно призваны оправдать практику доказывания в условиях следственного процесса. Некоторые авторы прямо призывают вернуться к следственной модели доказывания. Так, А.С. Барабаш делает вывод, что состязательная модель познания неприемлема. Российский уголовный процесс основан на другой схеме познавательной деятельности, которая осталась прежней — схемой деятельности при предварительном расследовании. И эта схема должна быть реализована не только на стадии предварительного расследования, но и в судебном разбирательстве [655].

Как уже отмечалось, имеется много общих черт в рассуждениях процессуалистов всех времен и всех народов о закономерностях познавательного процесса, происходящего при расследовании и рассмотрении уголовных дел. В теории обсуждаются следующие характерные черты уголовно-процессуального познания: оно носит ретроспективный характер; может осуществляться как непосредственно, так и опосредованным путем; имеет свой специфический объект / предмет; осуществляется различными субъектами уголовного процесса; методы познания производны от общих познавательных средств. С этими положениями в той или иной их трактовке можно согласиться.

А.А. Давлетов понимает уголовно-процессуальное познание как деятельность специально уполномоченных субъектов (органов уголовного судопроизводства), осуществляемую в предусмотренном уголовно-процессуальным законом порядке, по приобретению знания о прошлом преступном событии путем исследования сохранившихся его следов в целях разрешения задач уголовного судопроизводства [656]. Уголовно-процессуальное познание определяется также как деятельность определенных законом субъектов по формированию соответствующего знания [657]. А.Р. Белкин считает, что уголовно-процессуальное познание представляет собой деятельность, осуществляемую в особой процессуальной форме, целью которой является получение истинного знания об объекте [658].