Смятая рукопись

Образ сердца-солнца. Только лишь рисунок поэтическое воображение юноши? Или остались впечатления от ранее написанной картины В.Маяковского:

А мне, ты думаешь,

светить легко. –

Поди, попробуй! -

А вот идешь –

взялось идти,

идешь –

и светишь в оба!

Лирический герой поэзии Бориса Смоленского в чем-то похож на автора, но не двойник. Подчиненный воле поэта, он не дистанцируется от читателя. Потому чувствуешь себя его спутником, когда «по гулкой мостовой несется ветер, / Приплясывает, кружится, звенит». И сожалеешь, что ты не один из тех, кто смотрит из окна мчащегося экспресса.

Откликаешься на зов:

За птицами – в ветер, на север, на юг,

Влюбленные в бурную землю свою.

Не медли! Скорей! Через час уже поздно.

…

Кому не сидится под крышей – вперед!

Срываются птицы в большой перелет,

Заря за порогом – в дорогу, в дорогу!

И сердце, как солнце, над миром встает.

Легкий на подъем, готовый в дорогу, лирический герой не мыслил жизни без движения. Таким он остался для читателей, ничуть не состарившись.

Восемнадцатилетний автор писал:

«Движение (а жизнь только движение) происходит во всех направлениях, и те, кто понял направление движения, идут по вагонам к паровозу – стать машинистом. А остальные – так, пассажиры. Ненавижу слово пассажир. Движением нужно управлять, а не подчиняться. Среди множества слов, обозначающих путника, слово пассажир самое отвратительное…»[5]

Как и многим юношам, лирическому герою произведений Бориса Смоленского свойственны категоричность и мечтательность:

Уют жилья, последний ломоть хлеба,

Спокойный сон, счастливую игру,—

Я все отдам за взгляд большого неба,

За жизнь, как поцелуи на ветру.

С возрастом мечта о море определила цель – стать капитаном. Она могла бы осуществиться. Если бы не «большой террор», который не только крушил семьи, обрекая детей на сиротство, но и безжалостно ломал их «крылья».

В детстве, как у всех, кораблики в лужах. Позднее грёза обрела образность, наполнилась звуками моря, воображение дорисовывало картины:

Я капитан безумного фрегата,

Что на рассвете поднял якоря

И в шторм ушел, и шел через пассаты,

И клад искал и бороздил моря.

Страстная мечта, о которой поведал читателю лирический герой, присуща подростку. Безумный фрегат в штормящем море, бесстрашный капитан, от которого «норд, как перепуганный, бежал», поиск клада – что может быть еще желаннее, романтичнее?

Простор, бескрайний горизонт, солнце, ветер, жажда дороги – все тревожило душу семнадцатилетнего автора. Жизнь представлялась медленно текущей – поскорее бы стать взрослым. Лирический герой торопится испытать жизнь. Как тут не поддаться мятежному настроению –  хотеть всего и сразу:

…не засыпать ночами

И в конуре, прокуренной дотла,

Метаться зверем …

А днем смеяться

…

И быть несчастным от дурацких снов,

И быть счастливым просто так – от солнца

На снежных елях.

Жизнь властно звала выйти из будничного круга: корабли не прикованы якорями, птицы летят своими маршрутами. Для них море и  небо – две стихии, влекущие тех, кто духом силен. Элегия, казалось бы, чужда юноше, но как проникновенно, почти интимно размышление лирического героя:

Корабли уплывают вдаль,

Будет золото на парусах.

А останутся ветер, печаль

Да о птичьем полёте тоска.

корабли уплывают на юг,

Журавли улетают на юг.

Стихотворение «Уж на холмах поник овес...» – сказка, бередящая душу. Музыкант-волшебник, по ночам, оставив дом, играл «песенку на вспышках звезд», упавшую в реку звезду «ловил концом смычка и девушкам дарил».

Когда же солнце, наконец,

Вставало из озер

И день веселый на коне

Разбрасывал узор –

Он шел за солнцем молодым.

Дорогой горных чащ,

И праздник улетал за ним,

Как легкий, яркий плащ.

Нельзя не улыбнуться, читая напевные слова:

Под водой

Скользят слова.

По воде

Плывет луна

И другой завидует она,

Такой

Высокой!

С берега

Малыш-курносик

Видит две луны и просит:

– Ночь, поиграй на серебряных тарелочках!

Несколько строчек – в них изумляющие ассоциации, доступные только детям. Их взгляд, словно волшебная палочка, оживляет мир, привычный для взрослых.

Кто так поймет творчество композитора, пианиста, скрипача, если не поэт-лирик?! Им дано почувствовать эфир гармонии и, став ее выразителями, донести до своего читателя. Вспомним речь Александра Блока, посвященную памяти А.С. Пушкина.

«Что такое поэт? Человек, который пишет стихами? Нет, конечно. Он называется поэтом не потому, что он пишет стихами; но он пишет стихами, то есть приводит в гармонию слова и звуки, потому что он – сын гармонии, поэт»[7].

Думаю, не случайно несколько стихотворений Бориса Смоленского посвящены музыке: «Уж на холмах поник овес...», «Скрипач», «Музыкант».

Их герои – талантливые музыканты.

Скрипач-исполнитель служит людям, дарит им праздник:

К долинам дальних городов

Сходил он, и тогда

На башнях флагами его

Встречали города.

И становилось всем легко –

Пускай и день померк.

До самых синих облаков

Взвивался фейерверк.

Скрипач-виртуоз, единственное богатство которого – скрипка. Сам третий день не евший – «последний грош отдал за два кусочка канифоли». Насквозь промокший – скрипку завернул в плащ и плотный сверток «прижал к груди, как сына».

Лишь своей игрой он может оплатить скудный ужин и ночлег. Сила искусства, его влияние на человека – главная тема произведения, начатая диалогом скрипача и хозяина таверны:

…– Я музыкой плачу тебе.

И он

Стал у окна развертывать свой плащ,

И из плаща достал футляр скрипичный,

А из футляра - скрипку,

И огонь

Сверкнул и ожил в потемневшем лаке.

– Что музыка твоя, скажи на милость?

Тут это не ходячая монета.

За музыку твою я дать могу

Лишь запах блюд, дымящихся из кухни.

– Ты музыки хотел?

Ну что ж, держи!

И послышался звон дублонов, именно те, знакомые ему звуки, которые только и умел отличать хозяин таверны. Финал стихотворения – торжество Таланта над серостью, музыки над убогостью: