Написано кровью моего сердца (СИ)

"Разумеется, нет,"- сказал Грей, позволив себе допустить в тоне определенную нервозность. "Неожиданная стычка, свидетелем которой стал капрал Вудбайн, была чисто личного характера."

Смит, который явно кое-что знал о ведении допроса, приподнял бровь. Грей тоже знал толк в этом предмете, и снова сел, беззаботно потягивая яблочную водку, как будто был совершенно уверен, что его заявление разрешило все сомнения.

"Знаете ли, скорее всего, они вас повесят,"- сказал Смит после соответствующей паузы. Говорил он довольно небрежно, не отрывая глаз от янтарной струи, пока снова наполнял обе кружки. "После того, что сделал Хоу с капитаном Хейлом? Более того, после Паоли. Чарльз Грей ваш двоюродный брат, не так ли?"

"Троюродный, или четвероюродный, да."

Грей знал этого человека, хотя они и вращались в разных кругах, как в светских, так и в военных. Чарльз Грей был человеком с поросячьим лицом профессионального киллера, а не солдата - и в то время он сомневается, что резня в Паоли полностью соответствовала описаниям,- ну какие идиоты могли бы лечь на землю, безропотно ожидая, когда их зарежут штыками в собственных постелях?

Потому что ни на мгновение не допускал мысли, что колонна пехоты способна подкрасться в темноте на расстояние вытянутой руки, в нехоженой стране и на пересеченной местности, без того, чтобы не обнаружить чем-нибудь своего присутствия - о беспощадных штыковых атаках Чарльза при Каллодене он знал не понаслышке.

"Ерунда," - сказал Грей со всей уверенностью, какую мог призвать себе на помощь. "Что бы ни думали об Американском верховном командовании, я сомневаюсь, что оно сплошь состоит из дураков. Моя казнь не принесет никаких выгод, тогда как мой обмен может иметь значение. Мой брат пока что пользуется некоторым влиянием."

Смит улыбнулся не без сочувствия:

"Прекрасный аргумент, лорд Джон - и уверен, что ему удастся найти благосклонность генерала Вашингтона. К сожалению, Конгресс и Король до сих пор валяют дурака... остаются в натянутых отношениях по вопросам обмена; в настоящее время не существует механизма, позволяющего обмениваться пленными."

Его словно под-дых ударили. Он слишком хорошо знал, что никаких официальных каналов обмена не существует; он и сам пытался обменять Уильяма в течение нескольких месяцев.

Смит перевернул бутылку вверх дном, вытряхивая последние янтарные капли в кружку Грея.

"Вы читаете Библию, полковник?" Грей смотрел на него пустыми глазами.

"Не имею привычки. Хотя я ее прочитал. Кое-что. Некоторые отрывки. А что?"

"Просто подумал, насколько вам знакомо понятие "козел отпущения."

Смит слегка откинулся на стуле, глядя на Грея своими прекрасными, глубоко посаженными глазами, которые, казалось, излучали неподдельную симпатию - хотя, возможно, это было просто следствием яблочной водки.

"Потому что боюсь, что теперь в этом заключается ваша главная ценность, полковник. Не секрет, что Континентальная армия находится в самом жалком состоянии, ей не хватает денег, разочарований и дезертирства хоть отбавляй. Ничто не может так ободрить и сплотить войска - или послужить более мощным сигналом генералу Клинтону,- чем открытое судебное разбирательство, и очень публичная казнь высокопоставленного британского офицера, осужденного шпиона и близкого родственника печально известного "Грея - Без кремней."

Он деликатно срыгнул и поморгал, по-прежнему не сводя с Грея глаз.

"Вы спросили, что я намерен с вами делать."

"Я этого не спрашивал."

Смит замечание проигнорировал, уставив на него длинный узловатый палец:

"Я отошлю вас к генералу Уэйну, у которого на сердце высечено "Паоли," уж поверьте."

"Как это для него, наверное, болезненно,"- вежливо сказал Грей - и осушил кружку.

EINE KLEINE NACHTMUSIK

Маленькая ночная серенада

БЕСКОНЕЧНЫЙ ДЕНЬ неохотно заканчивался, жара наконец начинала постепенно уходить из леса, вместе с убывающим светом.

Нет, он вовсе не предполагал, что будет доставлен непосредственно к генералу Уэйну, разве что сия достойная особа окажется на расстоянии вытянутой руки, каким-нибудь чудом. Даже не думал.

Сейчас он уже мог сказать - руководствуясь некоторыми звуками и ощущениями,- что они находятся где-то в лагере, очень небольшом, на привале, и полковник Смит явно старший из присутствующих здесь офицеров.

Смит просил его - так сказать Рro forma, условно, дать ему слово чести, - и был серьезно озадачен, когда Грей сделать это вежливо отказался.

"Если бы я в самом деле был британским офицером, должным образом уполномоченным,"- заметил Грей,- "то, очевидно, моим долгом было бы отсюда поскорее сбежать."

Смит пристально смотрел на него, неяркий свет скрывал его лицо в полумраке, и Грей не был вполне уверен в том, что тот не пытается спрятать улыбку. Но, возможно, это ему только показалось.

"Вы не сбежите," - сказал Смит твердо, и вышел.

Грей услышал короткое бурное обсуждение, наскоро проведенное приглушенными голосами тут же, за пологом палатки - и лишь для того, чтобы решить, что делать с ним дальше. В лагере милиции, на марше, не было никаких условий для содержания заключенных.

Про себя же Грей развлекался сочинением забавных шарад, в которых Смиту уготована была участь делиться своей узенькой детской кроваткой с ним, Греем - в интересах сохранения безопасности пленника.

В конце концов, явился капрал, неся с собой набор ржавых кандалов, выглядевших так, будто в последний раз их использовали во времена Испанской инквизиции, и отвел Грея на другой конец лагеря, где солдат, бывший, по-видимому, кузнецом в своей прежней, частной жизни, сковал их вместе крепким молотком, использовав плоский камень как наковальню.

Он испытал странное чувство, стоя на коленях, на земле, в сумерках, с группой заинтересованных милиционеров, собравшихся в круг поодаль, чтобы наблюдать за экзекуцией.

Его заставили наклониться вперед, почти припав к земле, и сложить руки перед собой, как будто они собирались его обезглавить - и удары молота по металлу эхом отозвались в костях запястий и в предплечьях.

Он не сводил глаз с молотка, и не только из опасения, что в сумерках кузнец промахнется мимо своей цели, и разобьет ему руки.

От выпитого накануне, и от нарастающего страха, в котором он не хотел признаться даже самому себе, он особенно остро чувствовал смешанные любопытство и враждебность окружающих; он ощущал их, как надвигающуюся грозу, когда электрические разряды ползут по коже, и удары молний грозят вам полной аннигиляцией, уничтожением, - ощущал так близко, что мог слышать ее резкий запах, смешанный с вонью от пороха и тяжелым, едким запахом мужского пота.

Озон. Его ум ухватился за это слово - небольшой побег в рациональность. Именно так Клэр называет запах молнии.

Тогда он сказал ей, что думает, слово это произошло от греческого Озон - среднего рода, настоящего времени. От глагола "ozein, что значит "пахнуть." Решив двинуться этим путем, он перешел к методичному, полному спряжению; к тому времени, как он закончит, все будет сделано.

Ozein, запах. Я чувствую запах...

Он чувствовал запах собственного пота, острый и сладкий.

В старину считалось, что лучшая смерть - это отсечение головы. Повешение было позорно, это была смерть простолюдина, смерть преступника. Так, подожди. Помедленнее... Ты же знаешь, это просто исторические факты.

Окончательный раскатистый удар - и инстинктивный звук удовлетворения, одновременно изданный стаей наблюдавших за ними мужчин.