Серебряные крылья

маршрутный полет?

Оказалось, что дежурный штурман увлекся слежением за самолетом без связи и упустил из виду

Гуреева.

— Где же Гуреев? — спрашиваю я.

— Сейчас доложу. — В голосе Белова чувствуется волнение. Да и как же иначе: просмотрел

товарища, теперь нужно выходить из создавшегося положения.

Включены все локаторы и радиостанции. Запрос за запросом несется в эфир.

— Прошел дальний привод. Высота пять! — отвечает Гуреев.

— Когда прошли дальний?

— Десять минут назад!

Радиолокатор увидел самолет в ста двадцати километрах. Его нужно вернуть на аэродром, но

прежде еще раз убедиться, что это самолет Гуреева.

— Я — «Ястреб». Выполняйте мои команды! Доложите ваш курс!

. — Курс сорок пять.

— Отверните влево на десять.

— Вас понял.

На индикаторе кругового обзора отметка самолета заметно изменила курс. Это он.

— Идите курсом сорок пять. Садиться будете на свою точку. Высоту не теряйте. Уменьшите

скорость. Снижение и пробивание облаков по моей команде!

— Вас понял.

Голос летчика спокойный, твердый. Еще бы — его видят, им управляют.

Уже на земле, анализируя свой полет, Гуреев подумал о тех нескольких минутах, которые он летал

сверх задания. Но, в конце концов, не его вина, что за ним перестали следить. Да и при чем минуты?

Главное в том, что первый маршрутный полет в облаках выполнен успешно.

В этот день полеты пришлось закрыть раньше, чем намечали. Прекратить, несмотря на

умоляющие взгляды командиров эскадрилий. Метеорологи обещали резкое ухудшение погоды.

На лицах летчиков написано: «А вдруг метеорологи ошибаются?»

Нет. На сегодня достаточно. Не будем рисковать. Ведь многие летчики давно не летали в облаках.

Три красные ракеты сигнализируют об окончании полетов.

Закончен еще один летный день. Сделан еще один важный шаг на пути к высокому боевому

мастерству. И ничего, что были ошибки: на ошибках учатся. Их нужно только своевременно замечать и

быстро исправлять.

* * *

Осень. Все чаще тяжелые дождливые облака заволакивают небо. А у летчиков впереди большие

дела.

Один за другим, точно по плановой таблице, стартуют истребители и, выполнив задание,

возвращаются на аэродром.

Первым заходит на посадку Хваткин.

— Прошел дальний.

— Посадку разрешаю, — говорю в ответ.

Самолет рядом с посадочной полосой, но его не видно за пеленой моросящего дождя. Легкая

тревога в таких случаях не покидает руководителя полетов, хотя лицо и голос не должны этого выдавать.

— Шасси и закрылки выпущены, заход правильный, — докладывает лейтенант Зуб.

Зуб и Белов дежурят внизу, у стереотрубы. Их хорошо видно сверху, из окна стартового

командного пункта.

Но что это? Самолет резко снижается. Он может приземлиться до полосы. Микрофон зажат в руке.

«Может, помочь, подсказать?» Зуб и Белов бросают снизу нетерпеливые и даже недоуменные взгляды:

«Почему так спокоен командир, почему не подскажет Хваткину?»

Но микрофон так и остается невключенным. «Справится сам! Вот сейчас летчик должен добавить

обороты двигателя и немного повернуть влево».

И действительно, словно читая мои мысли, летчик исправляет ошибку и приземляется у

посадочных знаков. Облегченно вздыхают воины, несущие стартовый наряд, л, конечно, руководитель

полетов.

Хваткин — живой, энергичный летчик, однако в училище ставили вопрос: не отстранить ли его от

летной работы. На то высказывали разные причины: уж больно мал ростом и с дисциплиной не все в

порядке.

Ростом Хваткин действительно невелик, но разве в этом дело? Было бы здоровье, а его у летчика

хоть отбавляй. Хуже с дисциплиной. С ней он до сих пор не в ладу. Я часто напоминаю летчику, что

коллектив силен дисциплиной, организованностью. Хваткин это понимает, только не всегда справляется с

собой. Но зато ошибки в технике пилотирования замечает быстро, исправляет правильно. Не любит

подсказок. Вот почему я не стал указывать на его ошибку.

...На посадку планирует другой летчик — Лощиков. За этим нужно следить. Он быстро

утомляется, а на посадке всегда до крайности напряжен. Лощиков может растеряться в сложной

обстановке. Очень впечатлительный летчик.

— Хорошо ли видите полосу?

— Полосы не вижу, — отвечает Лощиков.

— Подверните вправо на пять градусов. Видите?

— Сейчас вижу.

— Хорошо. Снижайтесь, снижайтесь! Уберите обороты полностью.

Самолет мягко касается полосы и заканчивает пробег.

С давних пор среди командиров существуют противоположные точки зрения на то, должен или не

должен руководитель полетов подсказывать летчику. Одни считают, что подсказки — великий грех, что

они приводят к излишней опеке и сильно вредят воспитанию самостоятельности и инициативы. Другие

непрерывно подсказывают, уверенные в том, что только так и можно научить летчика.

Кто же прав?

Пожалуй, и те и другие по-своему правы. Но в их крайних взглядах скрыта ошибка. Нельзя так

ставить вопрос: нужно ли подсказывать летчику? Главное — знать летчика, а летчик в свою очередь

должен хорошо знать и понимать руководителя полетов. И не напрасно руководящими документами

предусмотрено назначать руководителем только начальников летчика.

Прямой начальник хорошо знает подчиненных, знаком с их подготовкой, особенностями характера

каждого. Он не станет подсказывать умелому. Но если летчик не из сильных, да к тому же имеет

перерывы в полетах, или если создалась ситуация, в которой пилот может допустить грубые ошибки,

руководитель полетов должен быть начеку. Он не только может, но и обязан успокоить, подбодрить

летчика, мягко, не нарушая хода его мыслей, помочь в трудных условиях.

На посадку заходил летчик Лопырь. Доклад о выпуске шасси и закрылков от летчика получен.

Самолет снижается все ниже и ниже. Но... что это?

— Закрылки не выпущены! — сообщают Белов и Зуб.

— Уходите на второй круг! У вас не выпущены закрылки. Заход по большой коробочке.

Самолет медленно, словно нехотя, набирает скорость и уходит на повторный заход. Через

некоторое время летчик благополучно приземляется на аэродроме.

Лопырь забыл выпустить закрылки, но по привычке машинально доложил по радио, что они

выпущены.

В данном случае летчик пренебрег одним важным требованием безопасности полетов: сначала

сделай, потом доложи. С Лопырем придется серьезно поговорить по этому поводу. А вот Зуб и Белов

молодцы, своевременно заметили предпосылку. Им следовало бы вынести благодарность. Однако рано.

Ведь они провинились.

Дело в том, что накануне вечером полковой врач зашел в общежитие к летчикам. Приближался час

отбоя, но Зуба и Белова он не дождался. За нарушение предполетного режима отдыха обоих пришлось

отстранить от полетов. Командир эскадрильи хотел наказать еще строже, но, узнав причину опоздания,

решил ограничиться этой мерой. Друзья влюбились в двух девушек-сестер. Готовилась свадьба. Вообще-

то Барков радовался этому — успокоятся «неразлучные». Однако нарушение остается нарушением, тем

более оно связано с безопасностью полетов. И пришлось друзьям снова смотреть, как летают другие.

Мимо Александра и Владимира прошел капитан Высоцкий — штурман полка. Он

покровительственно похлопал летчиков по плечу и отошел в сторону с инженером. О чем они могут так

спокойно разговаривать, если через десять минут Высоцкий должен быть в воздухе?

Зуб посматривает то на штурмана, то на плановую таблицу, вычерченную мелом на классной

доске. Видимо, и он беспокоится: не опоздал бы летчик с вылетом.

— Товарищ капитан, ваш вылет через десять минут.

Но напоминание Зуба на Высоцкого не подействовало.

Штурман махнул рукой: «Знаю, не мешайте», — и продолжал разговор с инженером. Александр и