Серебряные крылья

— Что же, ему легче без коллектива, без друзей?

— Да! Он же... очень самолюбив. Шел все время впереди, и вот...

Действительно, техника пилотирования у Зуба отличная. Но эти два срыва...

Заступился за него только Белов. Нестерцев и Судков молчали. Возможно, они и не соглашались с

Беловым. Белов, словно чувствуя, что он один, еще взволнованней оправдывал друга.

— Вы знаете, он сделал несколько заходов для стрельбы по наземным целям, но попаданий

оказалось мало. И он решил...

В порыве защиты Зуба Белов покривил душой, и его пришлось одернуть.

— Неправда! В двух заходах он выполнил стрельбу на оценку «хорошо».

Перед правдой пришлось отступить.

— Но он хотел на «отлично»!

Нестерцев уточнил:

— И не только на «отлично». Зуб обещал летчикам уложить в мишень пять снарядов сверх высшей

оценки.

Эти слова поразили Белова словно гром, и он укоризненно посмотрел в сторону товарища: зачем

выдавать? Пришлось снова вмешаться в разговор.

— Вы напрасно, Белов, не договариваете. Если известна причина предпосылки к летному

происшествию, то последующие нарушения можно легко предупредить, если же скрывать — неизбежна

аварийность.

И я рассказал летчикам историю, которая в свое время глубоко меня поразила и запомнилась на

всю жизнь. Поведал ее нам на фронте командир полка Георгий Черепанов.

История такова. Два летчика влюбились в одну девушку. Дом, где она жила, стоял в нескольких

километрах от аэродрома. И когда бы друзья ни возвращались с задания, у них всегда находилось время

пройти бреющим над заветной крышей.

Однажды они стали по очереди пикировать на дом. Девушка махала летчикам. Но в одном из

заходов ведомый не справился с управлением и врезался в землю.

— А ведь катастрофы могло и не быть, если бы один из друзей вовремя остановил другого. Вот к

чему приводит безрассудный риск, — закончил я печальный рассказ.

Летчики молчали, а я думал: поймут ли они, что полку нужны смелые, но дисциплинированные

офицеры. Поймут ли, что их будут кропотливо, настойчиво учить летному мастерству, терпеливо

разъяснять и исправлять ошибки, но вместе с тем будут строго спрашивать с нарушителей.

Поймут! Эти трое — хорошие ребята.

— Ну что ж! О дисциплине, о смелости и риске мы еще поговорим, а сейчас идите.

Лейтенанты пошли в городок, а я отправился на командный пункт. Предстояли ночные полеты.

* * *

Полеты, полеты, полеты. Они чередуются с днями предварительной подготовки,

профилактическими осмотрами техники. Летаем в одну, две смены. Нагрузка на личный состав огромная.

Но никто не ропщет, все понимают, что так нужно для повышения боевой готовности полка.

Летчик должен уметь летать и поражать воздушного противника в любых метеоусловиях. Поэтому

он последовательно овладевает техникой пилотирования в зоне, закрытой кабине, на большой высоте, а

позже — в облаках и ночью.

Для наших молодых офицеров полеты на средних высотах — уже пройденный этап. Почти не

встречаются у них ошибки, которые прежде допускались на взлете, посадке, в зоне. Сегодня состоятся

звеньевые полеты на перехват в стратосфере.

Первым уходит звено из эскадрильи Туркина. Минут через десять — Шепелев со своими

питомцами.

Первое звено быстро набирает высоту. Яркое солнце слепит глаза.

— Приготовиться к развороту влево, включить форсаж, — услышали летчики команду офицера

наведения.

Самолеты несколько растянулись, инверсионный след с поднятием на высоту исчез. «Трудновато

придется с поиском цели», — подумал командир звена.

Гулкие выхлопы и легкие облачка позади самолетов, быстрый прирост скорости подтвердили

доклады летчиков о том, что форсаж включен.

— Запотевает подвижная часть фонаря! — неожиданно передал Лощиков.

— Проверьте герметизацию, — приказал ведущий, — и усильте осмотрительность.

Командир звена понял, что летчик включил герметизацию не на земле, а в воздухе на высоте двух-

трех тысяч метров. Кабина недостаточно прогрелась, поэтому и запотела боковая часть остекления.

Лобовое стекло не запотеет, но наблюдение за целью, особенно за самолетами в группе, усложнится.

— Атакуйте последним, если будете хорошо видеть цель, — уточнил командир задачу летчику.

— Разворот влево, крен двадцать градусов, — послышалась команда с земли.

Звено в правом пеленге начало плавно разворачиваться. Вниз видимость хорошая. Под самолетами

раскинулись облака. Белые, волнистые, они очень напоминали бушующее море. Горизонт виден плохо:

нет четкой линии, разделяющей небо и землю. Трудно понять, в каком положении самолет. То кажется,

что он идет с очень большим углом атаки, то создается впечатление, будто мчится на предельной

скорости. Усилия на ручке управления стали тянущими. Это первый признак приближающегося

волнового кризиса: скорость действительно велика.

Разворот закончен, а цели не видно. Нестерцев с Лощиковым заметно отстали, правый ведомый —

Щеглов — вышел вперед, обогнав ведущего. Если дать ему команду уменьшить обороты — он отстанет,

так как маневр по скорости в стратосфере исключительно сложен, во всяком случае, для начинающих

высотные полеты.

— Атаковать будете первым! — передал командир вышедшему вперед Щеглову. — Форсаж не

выключать!

В воздушном бою на большой высоте двигатели работают на максимальной тяге, и почти

невозможно добиться одинаковой скорости для всех летчиков. Поэтому всегда предусматривается

возможность смены ведущих.

— Цель впереди — четыре! — услышали летчики информацию с земли.

Напрягая зрение, ведущий чуть правее и выше увидел четыре точки.

— Цель вижу, высота ... курс ... — передал командир звена на командный пункт.

— Приготовиться к атаке!

Но вышедший вперед Щеглов цели не видел и продолжал лететь прежним курсом.

Летчик заметил самолеты «противника» слишком поздно, однако решил атаковать. Чтобы немного

отстать, он выключил форсаж. Это была ошибка: самолет заметно уменьшил скорость и стал отставать от

группы. Повторное включение форсажа положение не исправило: группа ушла далеко вперед. Летчик,

видимо, забыл, что в стратосфере нельзя уменьшать тягу двигателя. Ему следовало прибегнуть к маневру

в горизонтальной плоскости.

Командир звена атаковал цель, вышел влево с небольшим набором высоты и стал наблюдать за

действиями ведомых.

Нестерцев с трудом догонял цель. Вот он на дистанции действительного огня, но «противник»

отвернул влево и пошел с набором высоты. Самолет Нестерцева резко накренило и отбросило в сторону.

«Попал в спутную струю, — подумал ведущий. — Пожалуй, атаки не получится».

Однако летчик энергичными действиями рулей вывел самолет из струи и снова сблизился с

«противником».

— Ближе, ближе! — командовал ведущий, продолжая наблюдать за действиями летчика.

Нестерцев все же атаковал цель и, выйдя влево, пристроился к командиру.

Результат боя таков: двое атаковали, двое нет. Щеглов сильно отстал. Лощиков не мог сблизиться с

целью, потому что запотел фонарь.

Повторная атака запрещена. С командного пункта передали, что на подходе звено Шепелева.

Итог воздушного боя не радовал командира звена. И причины провала казались совершенно

ясными: один из летчиков не загерметизировал кабину перед вылетом, второй — выключил форсаж в

процессе воздушного боя. Такие ошибки исправить в воздухе очень трудно, особенно когда самолеты

летят на большой высоте с огромной скоростью. Но предупредить их вполне возможно. «Видимо, я не

проявил достаточной требовательности, не проверил летчиков как следует перед полетом», — думал

командир звена.

А тем временем в атаку пошло звено капитана Шепелева. Справа от ведущего — Зуб, а вторую