Серебряные крылья

Владимир переглянулись.

Многие в полку недолюбливали Высоцкого за высокомерие. И очевидно, поэтому заулыбались

«неразлучные», услышав команду по радио, обращенную к штурману:

— Запуск запрещаю. Опоздали на пять минут, зайдите ко мне.

Но вот летчики снова нахмурились и демонстративно отвернулись от подошедшей санитарной

машины. Из нее вышел виновник их дежурства — полковой врач. Он примирительно и с сочувствием

посмотрел на летчиков. Хотел остановиться, но заметил хмурые лица и зашагал на СКП.

А летчики подумали: «Наверное, будет доказывать свою правоту в отношении Лопыря. У него

утром давление было выше обычного, и врач подумал, не отстранить ли его от полетов. Только после

замечания Баркова: «А не много ли — троих за один день?» — он согласился: пусть летает. Но, пожалуй,

доктор был все-таки прав. Возможно, именно из-за состояния здоровья летчик забыл выпустить

закрылки.

Чего греха таить — не всегда бывают довольны летчики медицинским осмотром перед полетом.

Иногда ворчат на строгость полкового врача. Но сами-то понимают, что нет более верного и

принципиального помощника у командира в борьбе за безопасность полетов, чем скромный, знающий

свое дело полковой врач. Он вовремя подскажет максимальную нагрузку, выявит всех, кто чувствует себя

плохо. А то ведь летчики часто из-за ложного стыда не говорят о плохом самочувствии и продолжают

полеты в состоянии, которое может привести к летному происшествию.

А ведь предпосылок к летным происшествиям могло и не быть, если бы летчики честно перед

полетом признавались: «Я лететь не могу. Сегодня плохо себя чувствую». Но, к сожалению, такие случаи

редки, и за здоровье, безопасность летчика борется не сам летчик, а врач, иногда с трудом доказывая

офицеру, что он нездоров и летать не может.

Вот доктор уже спускается по лесенке СКП и с явным желанием помириться подходит к

Владимиру и Александру.

— Нас-то можно бы и не отстранять, давление же нормальное, — доносится обиженный голос

Зуба.

— Мы теперь здорово отстанем, — вторит другу Белов.

— Ничего, не обижайтесь, — улыбается врач летчикам, — режим есть режим. Потом когда-нибудь

сами благодарить будете.

И чувствуется, что летчики уже не обижаются на врача. Они тут же договорились об игре в

шахматы. Хорошо, когда между людьми есть взаимопонимание. Без этого трудно, очень трудно служить,

а еще труднее летать и руководить полетами.

Вот о каком случае мне хочется рассказать, пользуясь правом руководителя полетов.

Это было в соседнем полку во время ночных полетов. Неожиданно по всему району резко

понизилась облачность. Запасные аэродромы оказались закрытыми и не принимали. В воздухе осталось

несколько самолетов. Что делать?

Чтобы успешно справиться с посадкой, летчики должны пройти дальнюю приводную

радиостанцию на высоте не триста, а двести метров.

Ночь. Темнота. Огни взлетно-посадочной полосы отражаются в нависших облаках. Вспыхивают

посадочные прожекторы. Один за другим садятся самолеты. Все идет нормально.

Но вот заходит на посадку капитан Бирюков. У него такая особенность: реагирует на команды с

замедлением. Ему нужно больше времени, чем другим, чтобы понять и выполнить приказ.

За облаками Бирюков развернул самолет по стрелке автоматического компаса на приводную

радиостанцию и передал:

— На посадочном.

Чувствуется по голосу, что летчик волнуется. Да и как jne не волноваться! За облаками луна,

отличная видимость. Четко вырисовывается линия горизонта. Но стоило только самолету войти в облака,

как вокруг кабины сразу все потемнело. Где небо, где земля, различить невозможно.

Волнуется не только летчик, но и весь расчет командного пункта. Стартовый наряд тоже не

спокоен. Но этого летчик не должен чувствовать.

Бирюков передает на СКП:

— На «безопасной», облака вниз не пробил. И получил ответ:

— Снижайтесь до двухсот метров.

— Вас понял. Прошел дальний. Полосы не вижу.

— Ваша высота?

— Триста.

Руководитель полетов возмущен. Отлично видны огни самолета, который по самой нижней кромке

облаков проносится над стартом. Стоило летчику чуть-чуть отжать ручку от себя, и он был бы под

облаками, где хорошая видимость, обеспечил бы нормальную посадку. Ох, этот Бирюков! Заучил, что в

облаках ниже трехсот метров снижаться запрещено, и сомневается в правильности команды. А может

быть, он ее не расслышал?

С самолета поступает тревожный сигнал:

— Высота тысяча. Иду в облаках. Мигает красная лампочка горючего.

Летчик ушел в облака. Боится снижаться. Тянет на высоту, где лучшая видимость. А горючего

всего на пятнадцать — двадцать минут полета.

На аэродроме тишина. Все понимают сложность обстановки.

В таких условиях нужно как-то встряхнуть летчика, заставить его снизиться.

— Выполняйте мои команды беспрекословно! Разворот на дальний в облаках! Повторите заход!

Встревоженный Бирюков выполняет приказ и вновь выходит с посадочным курсом на привод, и

опять на высоте триста метров.

— Прошел дальний, полосы не вижу.

— Вы снизились до двухсот?

— Нет, у меня триста метров.

Наступила критическая минута. Надо предпринять что-то такое, чтобы заставить летчика

снизиться хоть на несколько метров. В открытое окно СКП хорошо видны огни самолета. Он опять идет

по нижней кромке облаков, и, конечно, летчик ничего не видит. А снижаться не решается.

— Вас вижу, снижайтесь! Снижайтесь до двухсот метров!

Самолет плавно выходит под облака. Но летчик снова может войти в них.

— Смотрите влево. Видите огни ВПП? В облака не заходить!

— Огни вижу, но в каком направлении посадка — не пойму.

— Слушайте внимательно! Разворот влево на девяносто! Так, молодец. Сейчас идете

перпендикулярно посадочному!

— Вас понял.

Голос у Бирюкова стал спокойнее. Это хорошо.

— Развороты будете выполнять только по моей команде! Делайте второй!

— Выполняю!

Третий и четвертый развороты, летчик совершил точно по команде и благополучно приземлился.

Горючего в баках почти не осталось...

У нас все помнят этот случай! Вряд ли кто из присутствовавших при посадке Бирюкова летчиков

станет впредь раздумывать: выполнять или не выполнять команду руководителя полетов. Пример говорит

сам за себя: промедление может привести к тяжелым последствиям.

Жизнь показывает, что авторитет руководителя полетов растет пропорционально его

требовательности, выдержке, умению и справедливости. Летчик знает силу приказа и знает, кому

доверяет.

Если же руководитель полетов не требователен и не уверен в правильности подаваемых команд (а

это передается даже интонациями голоса), то он ставит летчика в трудное положение.

В части проверялась боевая готовность летчиков. От успеха перехвата цели зависела оценка

работы всего коллектива. Цель шла на большой высоте, ночью, в облаках. Перехватчика пришлось

увести, далеко от аэродрома. Команды следовали одна за другой.

И вдруг летчик передал, что горючего остается мало, не пора ли ему возвращаться? Его успокоили

и продолжали наводить на маневрирующую цель.

Когда же погода испортилась, а радиолокаторы из-за большого удаления стали давать данные с

пропусками, на командном пункте растерялись.

Несмотря на сложные условия, дисциплинированный и хорошо подготовленный воздушный боец

четко и беспрекословно выполнял команды с земли. И только убедившись, что с земли ему больше не

способны помочь, он принял самостоятельное решение.

В воздухе может сложиться настолько тяжелая обстановка, что управлять всеми поднятыми в

воздух истребителями будет трудно, а иногда и невозможно. Инициатива, грамотность, трезвость

мышления должны прийти летчику на помощь. Этому в значительной мере способствует его умение