Серебряные крылья

продумывать, анализировать каждую команду с земли. Летчик должен всегда хорошо представлять

общую обстановку, свою роль и место в ней.

Многие летчики начинают понимать это после того, как несколько раз подежурят на стартовом

командном пункте. Здесь они знакомятся с обстановкой в целом. Им становится более понятна роль

руководителя полетов.

Ведь находясь в составе стартового наряда, летчики являются первыми его помощниками. От их

бдительности, инициативы во многом зависит успех организации и безопасности полетов. Доверие

командира, сознание большой ответственности способствуют четкому исполнению обязанностей.

Приобретенный опыт характеризует зрелость летчиков. И я уверен, что ни Зуб, ни Белов уже не

попадут в такое положение, в какое попал их товарищ вскоре по прибытии из училища в полк.

Ему, как помощнику руководителя, дали вводную: самолет планирует с убранными шасси. Летчик

быстро ответил: «Даю красную ракету!»

— Хорошо, стреляйте!

Но сколько он ни старался, ракету не выпустил: такой ракетницей летчик никогда не пользовался.

...Летчик и руководитель полетов! Сколько труда вкладывает командир, чтобы воспитать у каждого

воздушного бойца смелость, инициативу, волю к победе. Сколько раз приходится то мягко поправить, то

строго наказать, чтобы шел молодой офицер верным путем.

Нелегко дается летчику высокое боевое мастерство. Много трудностей приходится преодолеть.

Непонятными подчас кажутся жесткие требования командира, строгий регламент полетов. Но со

зрелостью приходит и понимание.

Знать и хорошо понимать друг друга — вот основа, которую никогда не следует забывать в

отношениях между руководителями полетов и летчиком.

* * *

Над головой синий шатер небес. Под крылом зеленая земля. А впереди слева сверкают в

солнечных лучах стремительные истребители. Белову они напоминают ракеты, мчащиеся в холодную

высь космоса.

Звено идет в правом пеленге. Александр летит замыкающим. Ему очень нравится групповой полет.

Самолеты словно застыли. И не хочется отрывать от них взгляда.

Но вот в какой-то момент в глазах у летчика самолеты то начали двоиться, то вдруг куда-то

пропадать.

«Что со мной? — подумал Белов, и тут же мысль, холодная, как змея, заставила содрогнуться: —

Проверь кислород».

Александр посмотрел на индикатор. Так и есть. Сегменты стоят неподвижно, не реагируют на

дыхание. Летчик нащупал кран. Закрыт. Он резко крутнул. Сегменты индикатора дрогнули, живительные

струйки кислорода пошли в легкие, по телу пробежал холодок. Сознание прояснилось, странные

ощущения исчезли.

Истребители шли впереди, чуть в стороне. Белов увеличил обороты, и занял место в строю. «Как

же я забыл открыть кран подачи кислорода на земле? — сетовал на себя летчик. — Ведь еще бы

несколько секунд — и поминай как звали. Надо доложить командиру, предупредить от такой ошибки

других».

Но тут же Александр представил себе суровое лицо командира эскадрильи. Спуску за плохую

подготовку к полету он никому не дает. А за предпосылку к летному происшествию тем более. И начнут

вспоминать этот случай на каждом разборе полетов.

В сознании долго боролись два противоречивых чувства. Одно напоминало: твой долг — честно во

всем признаться. Другое отговаривало: не надо, ведь в самолете ты один, кто будет знать о твоей

оплошности? Но. голос совести взял верх, и сразу после посадки Белов доложил командиру о

случившемся.

И еще был у нас такой случай. Как-то вечером мне позвонили из городского отделения милиции.

— Служит у вас лейтенант Зуб?

— Служит, — отвечаю.

— Так вот, он сейчас у нас в нетрезвом виде.

Снова Зуб. Вроде пошел человек в гору. Стал хорошо летать. И в дисциплине подтянулся. Так нет.

Снова срыв.

Я долго раздумывал над случившимся. Бывает же такое в жизни! Все хорошо дома, спорится

работа. Даже перестаешь замечать исключительную прелесть, пусть трудноватой, дороги вперед.

Сознание говорит: «Так и будет, ничего не изменится». Трудно представить, что может быть иначе. И все

же порой случается иначе, чем думаешь. С ведром ледяной воды лучше всего сравнить неприятность,

несчастье, внезапно обрушившиеся на голову. И вот тогда человек, с кем случилась беда, начинает думать

о том, что было всего несколько часов назад. И таким милым, дорогим, хорошим и, увы, страшно

недосягаемым, ушедшим сразу куда-то назад становится обычное прошлое. Человек поневоле начинает

размышлять: «А не сам ли я в этом виноват?» И где-то в глубине души зреет трудный ответ: «Да, сам. Не

умел ценить настоящего!»

Тому, как жить по совести, учит советских людей Коммунистическая партия. Об этом ярко говорят

Программа КПСС, моральный кодекс строителя коммунизма. Мы и раньше много беседовали с

летчиками на морально-этические темы. Каждый хорошо понимает свой долг перед обществом. И все же

приходится время от времени возвращаться к этой теме, чтобы в каждом летчике развить высокие

морально-боевые качества, присущие защитникам нашей Родины.

Бывает, конечно, что несчастье приходит и не по твоей вине. Но в любом случае человек должен

помнить: есть коллектив, который состоит из таких же, как ты, людей. Он все поймет, но будь честен и не

старайся уйти в себя. Человек не может жить один, без общества.

А Зуб пытался справиться с собой сам. Но сил хватало не всегда. Да к тому же мешало самолюбие.

Вот и получалось, что он порой сам становится себе врагом.

Мрачным вернулся Владимир в общежитие... Мы чувствовали, что внутри у летчика все кипит, но

о случившемся он твердо решил молчать.

— Где был, что делал? — спрашивали его.

— У знакомых.

— У каких знакомых?

— Этого сказать не могу.

— Где выпил?

— Я не пил.

— Почему бежал от милиционера? Молчание.

Белов долго разговаривал с товарищем наедине, убеждал рассказать, как было дело. Но Зуб

продолжал молчать. Он считал, что объяснять бесполезно.

Дело дошло до обсуждения проступка Зуба на комсомольском собрании. И лишь при выяснении

товарищами всех обстоятельств происшествия обнаружилось, что Владимир почти ни в чем не виноват.

Напутал милиционер, который задержал Зуба, гулявшего по городу в гражданской одежде. Владимир

действительно не брал в рот ничего спиртного. А бежал от милиционера из-за мальчишеского озорства.

Владимир очень не хотел, чтобы о случившемся знала невеста. Никому не говорил, что ходил к

ней. Потому и молчал.

Обо всем этом я вспомнил перед партийным собранием, на котором Зуба и Белова собирались

принимать в кандидаты партии. Как были, так и остались друзьями со своими особыми характерами. Зуб

— упрямый, своевольный. Белов — выдержанный, принципиальный. И все же, внимательно

присматриваясь к друзьям, нельзя не заметить огромных перемен. Здорово повзрослели наши новые

однополчане. Честь коллектива стала для них превыше всего.

Разве не об этом говорит случай с Беловым: летчик пришел к командиру эскадрильи и

обстоятельно доложил о своем промахе в полете. Зуб, хоть упорно молчал о городском происшествии,

однако в душе его, широкой и своевольной, ярко горел огонек товарищества. Он глубоко переживал за

честь своего подразделения, свято берег свои добрые чувства к любимой девушке. Но не всем и не сразу

это удалось разглядеть.

Когда Зуб попал в отделение милиции, Барков категорически заявил:

— Вопрос ясен. Был основным нарушителем, так и остался. По-моему, он неисправим.

Я понимал Баркова. Ему надоело возиться с Зубом. Очевидно, больно было ему и неприятно, что

не удалось поставить летчика на ноги. Столько труда вложено. Казалось, Зуб исправился, а тут новый

срыв.

На собраниях Владимира критиковали многие летчики, даже самые близкие друзья.