Психология внимания

Возьмем случай опьянения, самый простой и вульгарный из всех и представляющий то преимущество, что здесь расстройство движений может быть прослежено до конца. В силу известного биологического закона разложение следует в порядке, обратном эволюции, причем его разрушительная работа переходит от сложного к простому, от менее автоматичного к более автоматичному. Этот закон проверяется на опьянении. Сначала расстраиваются движения наиболее деликатного порядка: движения речи, которая затрудняется, движения пальцев, теряющие свою определенность, затем полуавтоматичные движения, обусловливающие походку; человек пошатывается; еще далее пьяница не в состоянии уже сидеть и падает на землю; наконец наступает потеря рефлексов, и человек впадает в состояние полного опьянения, в крайней форме которого случается и потеря дыхательных движений.

Оставим без внимания последние фазы расстройства движений, являющиеся чисто физиологическими; вернемся к началу и посмотрим, что происходит при этом в сознании. Делается ли человек способным ко вниманию, а главное, к размышлению после того, как он выпьет? Разгоряченное состояние, являющееся тогда у некоторых, составляет противоположность состоянию сосредоточенности. Задерживающая способность слабеет, человек без всякой осторожности следует изречению: «In vino veritas» (в вине правда). Затем мало-помалу сознание омрачается, состояния его принимают неопределенную форму и носятся подобно призракам, лишенным ясных очертаний.

Итак, ослабление внимания и движений идут рука об руку; это две различные стороны одного и того же в сущности явления.

Здесь, однако, возникает другой вопрос; не желая разбирать его мимоходом, мы только укажем на него читателю. Если состояние нервного истощения препятствует вниманию, то, следовательно, мы стоим здесь у самого источника последнего. Здоровый человек способен ко вниманию, к усилию, к работе в самом широком смысле; расслабленность не способна ко вниманию, к усилию, к работе.

Но произведенная работа не возникает из ничего, не падает с неба, она может быть только преобразованием раньше существовавшей энергии: переходом запасной работы в работу действительную. Эта запасная работа, хранящаяся в нервном веществе, есть сама по себе следствие происходящих в нем химических процессов. Вот в чем заключается конечное условие внимания. Пока я ограничусь только этим простым замечанием [72].

Сон, по общепринятой теории, составляет также следствие истощения, а быть может, и известного рода отравления. Немногие авторы, изучавшие внимание во время сна, исходят от гипотезы, ясно или неясно выраженной, что оно есть власть, способность, и задаются вопросом, прекращается ли внимание в течение сна. Для нас вопрос этот ставится иначе; мы хотим просто знать: может ли это состояние относительного моноидеизма образоваться самостоятельно во время сна?

Несомненно, что часто какое-нибудь ощущение или образ является преобладающим в том ряду состояний сознания, который, развертываясь во время снов, протекает быстро и беспорядочно. Тогда происходит момент задержки; у нас является даже чувство приспособления, по крайней мере частичного и временного; наконец, преобладающее состояние всегда сопровождается каким-нибудь аффектом или сильной эмоцией (страх, злоба, любовь, любопытство и т. д.); таким образом мы находим все главнейшие признаки непроизвольного внимания.

Существуют ли также и эквиваленты внимания произвольного, искусственного? Прежде всего следует вычеркнуть известную категорию фактов, которые можно бы истолковать как примеры, подтверждающие это. Таковы решения задач, научные открытия, изобретения в области искусств или механики, остроумные комбинации, являвшиеся, как откровение, во сне. Тартини, Кондорсе, Вольтер, Франклин, Бурдах, Кольридж и многие другие приводили примеры личного опыта настолько общеизвестные, что мне достаточно только напомнить о них. Но все это не что иное, как результат мозгового автоматизма, т. е. такого вида деятельности, который находится в полном антагонизме с произвольным вниманием. Делают открытия, изобретения, решают задачи только сообразно с привычками своего ума. Кольридж сочиняет поэму, но не решает алгебраических задач; Тартини оканчивает свою сонату, но не изобретает финансовой комбинации. Это продолжительная работа предварительного высиживания, иногда сознательная, но чаще бессознательная (т. е. чисто мозговая), в которой сразу наступает момент вылупливания. Состояние ума в течение снов крайне неблагоприятно образованию произвольного внимания: с одной стороны, быстрота и несообразность ассоциаций, с другой стороны, исчезновение или крайнее ослабление всякой координации. Формы наивысшие, самые тонкие и сложные исчезают прежде всего. Тем не менее способность управлять волей не всегда прекращается, так как мы пытаемся иной раз остаться в том состоянии, которое нам нравится, или избавиться от состояния неприятного. Поэтому-то и существуют случаи, представляющие по крайней мере намек на произвольное внимание, что довольно естественно у тех, для которых оно привычно. Иногда бессмысленность некоторых снов возмущает нас; мы стараемся сами для себя отыскать в них противоречия. Мы делаем вычисления, неточность которых поражает нас, и усиливаемся отыскать причину ошибок [73]. Но это исключение. Если бы сон не был прекращением усилия в самой тяжелой его форме, то он не мог бы служить для восстановления сил.

Что касается естественного сомнамбулизма, а еще больше гипнотизма, то этот вопрос далеко еще не разрешен. Брайд, первый извлекший искусственно вызванный сомнамбулизм из области чудес, сводит всю психологию этого явления к сосредоточению внимания. Это мнение с некоторыми изменениями разделяли Карпентер, Гейденгейн, Шнейдер и главным образом Бирд (Нью-Йорк). По мнению последнего, это — функциональное расстройство нервной системы, при котором деятельность сосредоточена в ограниченной области мозга, тогда как остальная часть бездействует, что и производит потерю способности хотеть. Согласно излюбленному его уподоблению, корковое вещество мозга похоже на газовую люстру со множеством рожков. Когда все они зажжены — это бдение; когда все привернуты, но не совсем погашены — это сон; когда же все погашены, за исключением только одного, который светит ночным блеском, потребляя весь газ, — это гипноз в своих степенях. Эта теория «сосредоточенного внимания» не раз подвергалась критике [74] и кажется трудно приложимой ко всем случаям. Можно ли приписать ненормальному сосредоточению внимания гипнотизм, вызванный у кур и у раков Кирхером, Чермаком и Прейером? Несомненно, что гипнотизированный субъект хорошо подготовлен к моноидеизму; но можно ли ассимилировать это состояние, искусственно вызванное внушением, со вниманием в тесном смысле? Не приближается ли оно скорее к idee fixe?

IV.

Идиотизм имеет ступени, начиная от полного отсутствия умственных способностей до простого слабоумия, смотря по тому, на каком пункте произошла остановка развития. Некоторые дурачки отличаются даже особенным талантом (к механическим искусствам, рисованию, музыке, счету), который тем более поражает, что окружен пустотой. Эти изолированные способности приравнивались к инстинкту животных.

Самые элементарные условия внимания отсутствуют или являются как проблески молнии. Плохо развитые органы чувств передают лишь слабые впечатления. Высшие центры не способны к их обработке и не могут связать их. Следует отметить состояние двигательной способности, этого необходимого условия внимания. Оно всегда представляет аномалии: параличи, конвульсии, судороги, эпилепсии или же ограниченный автоматизм, выражающийся в бесконечном повторении одних и тех же движений: постоянное раскачивание тела, сопровождаемое монотонным пением, стучание в стены, безостановочное отпирание и запирание какой-нибудь мебели и т. д. Полное отсутствие координирующей и контролирующей способности.