Психоаналитическая традиция и современность

Не уверен, что все современные психоаналитики именно так понимают суть психоанализа как лечения любовью. Во всяком случае ознакомление с современной психоаналитической литературой и наблюдения за проведением коллективных супервизий наводят на мысль, что значительная часть психоаналитиков или не рассматривают психоанализ в качестве лечения любовью, или, ограничиваясь пониманием действенности переноса и контрпереноса, сознательно-бессознательно отстраняются от осмысления вопроса о том, как и каким образом пациент оказывается способным распоряжаться самостоятельно вновь обретенной любовь и что с ним может произойти, если после завершения анализа он все же не обнаружит приемлемый для себя объект любви.

Что касается проблемы переноса, связанной с влюбленностью пациента в аналитика в процессе психоаналитического лечения, то этот вопрос был специально рассмотрен Фрейдом в статье «Замечания о «любви в переносе»» (1915). Поскольку данный феномен имеет исключительно важное значение для психоаналитической деятельности, то стоит вычленить те принципиальные положения, которые были сформулированы им при рассмотрении отношений между психоаналитиком-мужчиной и влюбленным в него пациентом (женщиной).

Эти положения сводятся к следующему:

• психоаналитик должен признать, что влюбленность пациентки вызвана аналитическим положением и не может быть приписана исключительно его особе, у него нет никакого основания гордиться этим;

• нет более бессмысленной техники, как подготавливать пациентку к проявлению любовного переноса или ускорять его, так как тем самым данное явление лишается самопроизвольности и создаются трудности, которые нелегко преодолевать;

• в возникновении бурных любовных требований со стороны пациентки большое участие принимает сопротивление;

• сопротивление пользуется влюбленностью, чтобы задержать продолжение лечения и поставить аналитика в трудное положение;

• сопротивление в форме объяснения в любви в качестве средства испытания аналитика, после чего в случае благосклонного ответа с его стороны он может быть поставлен на место;

• пациент стремится убедить аналитика в своей неотразимости, подорвать его авторитет, низвести его до положения возлюбленного и обрести все выгоды, которые возможны при любовном удовлетворении;

• требовать подавления влечения отказом от удовлетворения и сублимирования в случае признания пациентки в своей любви к аналитику значит поступить неаналитически и бессмысленно;

• аналитическая техника возлагает на психоаналитика обязанность отказать жаждущей любви пациентке в требуемом удовлетворении;

• лечение должно быть осуществлено в воздержании, однако необходимо не только сохранить у пациентки потребность сексуальной тоски как силы, побуждающей к работе и изменению, но и не допускать того, чтобы эта потребность снижалась за счет суррогатов;

• нельзя идти на поводу любовных домогательств пациентки, так как в случае уступки со стороны психоаналитика пациентка воспроизведет то, что она должна была бы только вспомнить, а в дальнейшей любовной связи она проявит все задержки и патологические реакции, свойственные ее любовной жизни;

• уступка любовным требованиям пациентки так же опасна для анализа, как и подавление их;

• необходимо не уклоняться от любовного переноса и не препятствовать его развитию, но в то же время стойко воздерживаться от каких-либо ответных проявлений на него и относится к нему как к чему-то такому, через что следует пройти во время лечения;

• любовный перенос должен быть сведен к своим истокам, в результате чего пациентка может почувствствовать себя более уверенной не в проявлении фантазий сексуальной тоски и невротических черт влюбленности, а в пробуждении истинной потребности в любви.

Размышления Фрейда о любви в переносе поставили его перед необходимостью ответа на вопрос, чем отличается подобная любовь от истинной, настоящей. Тем, что она связана с сопротивлением и представляет собой повторение прежних инфантильных реакций? Но ведь само по себе сопротивление не создало любви, а, найдя ее готовой, воспользовалось ею и преувеличило ее проявление. Да и воспроизведение инфантильных реакций является существенным признаком любой влюбленности. Словом, в этом отношении любовь в переносе и настоящая любовь мало чем различаются, следовательно, как считал Фрейд, нет оснований оспаривать характер настоящей любви у влюбленности, проявляющейся во время аналитического лечения.

Другое дело, что любовь в переносе имеет свои специфические черты, позволяющие отличать ее от истинной любви. В представлении Фрейда, они сводятся к тому, что, во-первых, любовь в переносе вызвана аналитической ситуацией, во-вторых, усилена преобладающим в анализе сопротивлением, и, в-третьих, в меньшей степени ориентирована на реальность, на последствия и оказывается в большей степени слепой в оценке любимого человека, чем при нормальной влюбленности.

Понимание отличия любви в переносе от настоящей любви способствует осуществлению анализа, направленного на выявление у пациента инфантильного выбора объекта и окружающих его фантазий. Это понимание предопределяет цель психоаналитической терапии, в соответствии с которой психоаналитику необходимо сделать все для того, чтобы ограниченный инфантильной фиксацией в своей способности любить пациент приобрел возможность свободно распоряжаться ценной функцией любви и, не израсходовав ее во время лечения, смог сохранить и реализовать ее в реальной жизни после завершения анализа.

Вернемся к обсуждению Фрейдом проблем сексуальности и любви, в частности, к тому, кто является первым объектом любви и какие изменения в психике индивида могут иметь место в случае, если он любит, любил или должен был бы любить другого человека. Первый вопрос был затронут им в лекциях по введению в психоанализ (1916–1917), второй – в работе «Печаль и меланхолия» (1917).

Рассматривая отношение инфантильных частных сексуальных влечений к объекту, Фрейд отметил, что первым объектом любви ребенка является его мать. При этом он особо подчеркнул, что речь идет именно о любви, поскольку на передний план выдвигается душевная сторона сексуальных стремлений, а на задний план отодвигаются лежащие в основе физические требования влечений. Когда мать становится объектом любви, у ребенка уже имеет место психическая работа вытеснения, лишающая его знания части сексуальных целей. Примечательно и то, что к выбору матери объектом любви присоединяется все относящееся к эдипальным отношениям, в результате чего мальчик, например, может выбрать объектом любви сестру как замену неверной матери, а девочка – брата, замещающего собой отца.

Размышления Фрейда о любви в работе «Печаль и меланхолия» сводились к утверждению, что в случае потери интереса к внешнему миру, заторможенности всякой продуктивности и понижения чувства собственного достоинства – а это может иметь место при потере близкого человека – скорбящий утрачивает способность любить, не может выбрать новый объект любви, адресует упреки самому себе и предается бредовому ожиданию наказания. Утрата любви оставляет длительное нарушение самочувствия в качестве нарциссического рубца.

Любовь к покинутому объекту находит спасение в нарциссической идентификации, в результате чего наблюдается склонность к самоистязанию, как реализация свойственной тенденции к ненависти. Фактически благодаря своему бегству в Я любовь избегает уничтожения. При этом любовь и ненависть приходят в столкновение друг с другом: любовь стремится сохранить позицию либидо, в то время как ненависть – освободить либидо от объекта. Позднее, при рассмотрении феномена жуткого («Жуткое»,1919) Фрейд отметит, что, подпадая под чары нарциссической любви, человек тем самым отчуждается от реального объекта любви.

Дальнейшие размышления Фрейда о сексуальности и любви привели его к выделению влечения к жизни и влечения к смерти. Осмысление данной проблематики, нашедшей свое отражение в работе «По ту сторону принципа удовольствия» (1920), сопровождалось рассмотрением того, что любовь к объекту предполагает полярность между любовью (нежностью) и ненавистью (агрессией); направленное на причинение вреда объекту садистское влечение проистекает из поддерживающего жизнь Эроса, садизм является не чем иным, как влечением к смерти, которое оттеснено от Я влиянием нарциссического либидо.