Истинная правда. Языки средневекового правосудия

Близость двух ритуалов - harmiscara и покаяния с веревкой на шее -вполне очевидна, но, как мне кажется, Мёглэн уделил недостаточно внимания одному из основных источников, на которых базируется наше знание ритуала harmiscara. Речь идет о пассаже из «Деяний Фридриха» Оттона Фрайзингского, в котором говорится, что у франков и швабов существовал обычай, который воспринимался ими как закон, по которому человек, осужденный на смерть, должен был, прежде чем приговор приведут в исполнение, пронести по улицам города на своих плечах собаку или седло⁶¹.

58 О близости ритуала светского судебного покаяния его церковному образцу см. главу «Право на ошибку».

59 Moeglin J.-M. Edouard III et les six bourgeois de Calais // RH. 1994. T. 292. P. 229-267; Idem. Penitence publique et amende honorable au Moyen Age; Idem. Von der richtigen Art zu kapitulieren - die sechs Burger von Calais (1347) // Krieg im Mittelalter / Hrsg. von H.-H. Kortum. Regensburg, 2001. S. 141-166.

60 Moeglin J.-M. Harmiscara. P. 44-57; Idem. Les bourgeois de Calais. Essai sur un mythe historique. P., 2002. P. 369-406, особенно P. 394-398.

Как мы видим, речь здесь идет не только о публичном покаянии: очевидно, что человека ждала смерть и совсем не символическая, а самая что ни на есть реальная. Действительно, ношение на плечах собаки, седла или какого-то иного объекта можно рассматривать как указание на то, что преступник был достоин смерти ²⁹⁴. Но важным, как мне кажется, является и второй смысл этой процедуры: этот человек должен был быть казнен, и процедура покаяния в некоторых случаях только отсрочивала приведение приговора в исполнение. Следовательно, и собака, и седло, и все прочие предметы представляли собой символы самой смерти.

Именно здесь, как мне кажется, дело из Реймса смыкается с обычаем, описанным Оттоном Фрайзингским. В нашем случае речь также идет о людях, которых ожидала смерть. Она была неотвратима, ибо приговор был уже вынесен и обжалованию не подлежал: никто не заменил бы казнь на публичное покаяние. Следовательно, веревка на шее осужденного указывала на то, что он умрет: она не заменяла собой

63

наказания, она лишь предваряла и символизировала его .

Кроме того, важное значение в данной процедуре, как представляется, имела не только веревка (на которой обычно задерживается внимание исследователей), но и то место, куда ее набрасывали - шея преступника. Так, например, в «Саксонском зерцале» «осуждение к шее» означало вынесение смертного приговора ²⁹⁵ . Повязывание веревки на шее или удар по шее (такой вариант передачи преступника присутствовал, как мы помним, в показаниях одного из свидетелей в Реймсе ²⁹⁶) дублировали т.о. только что произнесенный вслух приговор.

62 О ношении на плечах собаки см.: SchwenkB. Das Hundetragen. Ein Rechtsbrauch im Mittelalter // Historisches Jahrbuch. 1990. Bd. 110. S. 289-308.

63 В тексте свидетельских показаний есть прямые указания на такое восприятие веревки на шее преступника. См., например: ER, 572: "...ledit doyen, a cause de son office, donna une colee audit Bedelet, en disant qu'il estoit digne de mort" (выражение «достоин смерти», как мы уже

знаем, свидетельствовало, что человек осужден и будет казнен); ER, 576: "____par ledit Roger,

doyen dessus nomme, fut bailliee la colee audit Estiene en signe de mort" (курсив мой - О. T.).

64 «Если один другого убьет в условиях необходимой обороны и не рискнет при нем остаться

для того, чтобы доставить его [труп] в суд, чтобы [можно было] судить об этом, из боязни за свою жизнь, и если он явится в суд без убитого и признается [в убийстве] до того, как против него будет заявлена жалоба, и попросит о том, что следует по праву, то он не должен быть осужден к шее...». - Саксонское зерцало. Памятник, комментарии, исследования / Отв. ред. В.М. Корецкий. М., 1985. С. 55; «Если же мир нарушит тот, который обещал за самого себя, то это падает на его шею». - Там же. С. 83; «Король и каждый судья имеют право решать о шее, и руке, и о наследственном имуществе каждого из своих людей____». — Там же. С. 111.

Впрочем еще один, дополнительный символический смысл все же был заложен, как мне кажется, в этом жесте набрасывания веревки на шее. Напомню, что речь шла о передаче преступника из одной юрисдикции в другую и что эти две юрисдикции были враждебны друг другу, причем главным предметом спора являлось как раз право самостоятельно казнить своих собственных преступников. Аббатство такого права было лишено - мало того, монахи прекрасно понимали, что своей виселицы в Реймсе у них никогда не будет⁶⁶. Они приводили человека, осужденного ими на смерть, к камню на краю рыночной площади, чтобы отдать своим «врагам» - людям архиепископа. Набрасывая преступнику на шею веревку или ударяя его по шее, они, как мне кажется, пытались таким образом дать понять окружающим, что для них этот человек уже мертв, что они не просто приговорили его к смерти но и - в символическом смысле - привели приговор в исполнение.

Насколько можно судить, идея символической смерти преступника во время или еще до приведения приговора в исполнение была отнюдь не чужда средневековому правосудию. Так, например, человек считался (временно) умершим во время принесения публичного покаяния: «Пусть грешник растянется на земле, как если бы он был мертв, пусть он публично объявит, что он умер, пусть он публично продемонстрирует, как он раскаивается в содеянном, чтобы окружающие плакали над ним и показывали, как они страдают. И так христианская община, опозоренная его прегрешениями, смягчится, видя его перерождение, и

67

будет молиться за того, о ком она скорбела, когда он был мертв» .

Для нас, однако, значительно больший интерес представляет ситуация с передачей преступника, приговоренного к смерти, в руки тех, кто имел право привести такой приговор в исполнение. Например, передача из церковного суда в суд светский: «...этим нашим окончательным решением мы постановляем и заявляем, что ты, Жаннетт, была и

66 Желание совершенно не зависеть от архиепископа приводило, по воспоминаниям свидетелей, к периодически возникавшим у них разговорам о необходимости собственной виселицы. Это объяснялось тем, что люди архиепископа всячески оттягивали приведение в исполнение приговоров, вынесенных в суде аббатства: "...il oyt une fois dire aux officiers desdis religieux, que se le prevost de Reins reffusoit ou delayoit a mectre a execution aucuns malfaiteurs detenus prisonniers par la justice desdis religieux, lesdis religieux pouroient dressier un gibet en leur terre". — ER, 549. Однако, это желание было неосуществимо: исключительное право на возведение виселиц в Реймсе принадлежало архиепископу еще с XIII в. (Desportes P. Op.cit. Р. 118).

остаешься еретичкой, идолопоклонницей и вероотступницей. И мы приговариваем тебя [к смерти] как нераскаявшуюся [грешницу]. Этим решением мы передаем тебя во власть светского суда как труп и негодный член [общества]»⁶⁸.

То, что процедура передачи в Реймсе происходила на камне, за которым располагалась «нейтральная» территория, было представителям аббатства только на руку. Вступив на нее, преступник символически «умирал». Набросив ему на шею веревку, монахи «казнили» его сами, в обход всех реально существовавших правовых норм и установлений. На то, что уже в сам момент передачи преступник воспринимался ими как мертвый, указывал, как мне кажется, и крест на другом конце улицы. Так, в средневековой Германии крест на дороге или на пересечении дорог считался местом отдыха для мертвецов, совершавших свой

- 69 т»

последний путь . В этом же символическом ряду можно рассматривать и деньги, «уплаченные» за