Жизнь одного химика. Воспоминания. Том 1. 1867-1917

Первые небольшие бомбы были построены по моим рисункам механиком Мальмстремом в его частной механической мастерской в Петербурге. Впоследствии, для усовершенствования прибора, я обратился к помощи большого механического завода Лангензипена, который также изготовлял манометры для самых разнообразных давлений. Интересно здесь вспомнить о первой моей дискуссии с механиком этого завода, Вернадским, который очень критически отнесся к моему первоначальному аппарату. Он старался доказать мне, что мой запор ненадежен и что он предлагает гораздо лучший для высоких давлений. Как я ни убеждал его, что его идея не даст хороших результатов, так как подобные я уже испытал в своих многочисленных попытках, тем не менее он настаивал на своем, и администрация завода решила построить первый аппарат по проекту Вернадского. Я тогда заявил, что если аппарат будет хорош, то я согласен его приобрести, но если он не будет выдерживать давлений при нагревании и охлаждении, то я не буду платить денег за его изготовление. Когда через две-три недели аппарат был прислан в мою лабораторию, то Вернадский пожелал, чтобы испытание было сделано в его присутствии. Прибор имел великолепный вид, но, к сожалению, его испытание дало отрицательные результаты, несмотря на то, что Вернадский два раза брал его в мастерскую для некоторых изменений. После этих опытов завод Лангензипена приступил к выполнению заказа по моему проекту и с тех пор до революции изготовил значительное число бомб, как для русских, так и для заграничных лабораторий.

Осенью начальник Академии и Артиллерийских Училищ ген. Валевачев по болезни ушел в отставку и на его место был назначен ген. Василий Тимофеевич Чернявский, занимавший перед этим назначением место начальника Константиновского Артиллерийского Училища. Я знал генерала Чернявского, когда я поступил в Михайловское Артиллерийское Училище в 1886 году; он был в то время старшим офицером батареи и заведывал юнкерами среднего класса. Мне придется впоследствии часто говорить о нем; поэтому, теперь я отмечу только некоторые черты этого умного и выдающегося военного человека, посвятившего почти всю свою жизнь делу воспитания юнкеров Училища и офицеров Академии.

После окончания Артиллерийской Академии, В. Т. Чернявский вышел в строй и участвовал в русско-турецкой войне 1877-1878 г.г., получив за свою храбрость Георгиевское золотое оружие. Вскоре после войны он был назначен офицером-воспитателем в Михайловское Артиллерийское Училище, и с тех пор в течении 50 лет его деятельность протекала в стенах Артиллерийских Училищ и Академии до начала революции 1917 года. Небольшого роста, крепко сложенный, никогда ничем не хворавший, доживший до 83-летнего возраста, он по внешности и по манере держаться, невольно обращал на себя внимание каждого, кому приходилось иметь с ним дело. Не лишенный хохлатской хитрости и будучи себе на уме, он отличался от других офицеров своей прямотой и независимостью. Он умел отстаивать свои убеждения и взгляды перед начальством, и высказывал свои убеждения иногда с такой резкостью, что присутствовавшие приходили в смущение и удивлялись, как он мог в такой форме спорить с высшими военными чинами. Конечно, это очень поднимало его в глазах юношества, всегда склонного к оппозиции начальству. Он отлично умел разбираться в характерах своих питомцев и сослуживцев, и ничто не ускользало от его внимания; он все знал и все направлял. Был немного тугодум (он был легко контужен в голову и нередко говорил своему собеседнику, что слышит плохо в особенности, когда ему надо было обдумать свой ответ), порою долго обдумывал важный вопрос, но, если он принял решение и высказал его, то было уже невозможно заставить его переменить это решение. Но он в то же время хорошо знал, когда и где можно было говорить правду, чтобы не испортить дела и чтобы эта правда не повредила бы ему самому. Про него можно сказать, что он был в одно и то же время и лукавым царедворцем, и хохлом из Черниговщины, где он родился. В общем его любили юнкера и офицеры Академии, а мы, профессора, знавшие его поведение на всех ступенях его деятельности, относились к нему с искренним уважением и нисколько не боялись высказывать свои убеждения, очень часто идущие в разрез с его собственными. Когда заболел Валевачев, мы напере ^т дали о предстоящем его назначении на пост начальника .адемии, и каждый из нас уже примирился с мыслью, что во главе Академии встанет строевой генерал, а не профессор и не высоко образованный инженер-артиллерист.

«Бомба Ипатьева» для изучения процесса катализа под высоким давлением.

В течении этого же, 1903-го года, я был командирован от Академии и Главного Артиллерийского Управления для ознакомления с производством бездымных порохов на Казанском и Шостенском пороховых заводах. От Артиллерийского Управления мне был дан приказ обследовать большие партии гаубичного пороха (разрезанного на короткие куски), которые были забракованы приемочной комиссией. Впервые я посетил Казанский завод, начальником которого был ген. Лукницкий, очень сведующий в пороховом деле инженер и очень образованный человек. Я с большим удовольствием провел с ним несколько вечеров в его доме, и он сообщил мне очень много интересных данных и наблюдений из своей долголетней технической деятельности. Для научного освещения некоторых технических вопросов он часто приглашал профессоров химии и технологии Казанского Университета.

Обследование неудовлетворяющего требованиям приема гаубичного пороха на Шостенском заводе, в Черниговской губернии, отняло у меня значительное количество времени; в конце концов мне удалось предложить такие меры к устранению замеченных недостатков, что забракованные партии были приняты комиссией. Я помню, что при разборке пороха и при его сортировании были обнаружены самые разнообразные посторонние предметы, как-то гвозди, небольшие ключи, камешки и т. п. Их нахождение в боевых зарядах вызвало большое удивление, и после моего отъезда, вероятно, было сделано соответствующее внушение тем лицам, под наблюдением которых происходило приготовление боевых зарядов.

В химической лаборатории опыты над разложением алкоголей под давлением, благодаря новому аппарату, — моей бомбе, — дали очень интересные результаты. Медный обтюратор и ножи бомбы позволяли без отказа исследовать течение реакций под давлением и открывать новые явления, которые не были известны ранее. Самое главное открытие заключалось в том, что при разложении алкоголей в бомбе под большим давлением не образуется совершенно угля, — в то время, как при обыкновенном давлении вся железная трубка

бывает наполнена углистым остатком. Второе наблюдение касалось содержания парафиновых углеводородов в образовавшихся газах после разложения алкоголей при высоких температурах и давлениях. Чем выше температура и давление, тем больше мы имеем в газах метана, этана и других предельных углеводородов и тем меньше будет в них находиться окиси углерода и водорода. Это обстоятельство с несомненностью указывало на то, что здесь происходит гидрогенизация всех непредельных углеводородов, образовавшихся при разложении алкоголей, при помощи водорода, который выделился в первую стадию процесса — альдегидного разложения взятого спирта. Кривые разложения алкоголей показали, что в замкнутом сосуде-бомбе мы имеем обратную реакцию: алкоголь разлагается на водород и альдегид, а последние дают обратно спирт. Железо играет роль катализатора и произведенными опытами было впервые доказано, что катализатор может производить обратные реакции. В зависимости от температуры и давления мы можем варьировать условия опыта и получать желаемые результаты. Получение при высоких температурах и давлениях большого количества предельных углеводородов заставило назвать подобный процесс разложения — парафиновым.

Имея указанные результаты опытов, я тотчас же постарался их использовать для объяснения происхождения нефти в недрах земли из остатков животного и растительного царства. В то время наибольшего внимания заслуживали две гипотезы происхождения нефти: минеральная Д. И. Менделеева и гипотеза органического происхождения, развитая немецким химиком Энглером, который предполагал, что нефть образовалась в результате разложения жиров животных. В дальнейшем мне придется коснуться разбора тех реакций, которые были положены в основу гипотезы Менделеева; теперь я могу только указать, что в опытах Энглера над разложением жиров под небольшими давлениями, в газах, образовавшихся после реакции, находилось много непредельных углеводородов, до 30% окиси углерода и большое количество водорода. Так