Последняя мистификация Пушкина

Пис­то­ле­ты в те вре­ме­на не име­ли стан­дарт­но­го за­ря­да, а по­то­му за­ря­жа­ли их по сво­ему ус­мот­ре­нию в оп­ре­де­лен­ном по­ряд­ке. Для дан­ной сис­те­мы по­рох от­ме­рял­ся ко­ли­че­ст­вом от 0,5 до, при­мер­но, 3,8 г. Ес­те­ст­вен­но, что от это­го за­ви­се­ла удар­ная си­ла пу­ли. Од­на­ко, за­ря­дить пис­то­лет мень­шим ко­ли­че­ст­вом по­ро­ха для ос­лаб­ле­ния уда­ра, да так, что­бы это ос­та­лось не­за­ме­чен­ным, бы­ло не­воз­мож­но. Звук вы­стре­ла определялся ве­ли­чи­ной за­ря­да.

Вме­сте с тем, су­ще­ст­во­вал спо­соб, по­зво­ляв­ший обой­ти это ус­ло­вие. Из­вест­но, что при создании за­ря­да важ­ную роль иг­ра­ло не толь­ко ко­ли­че­ст­во по­ро­ха, но и ве­ли­чи­на пы­жа, спо­соб­ст­вую­ще­го ско­п­ле­нию по­ро­хо­во­го га­за. При же­ла­нии мож­но бы­ло за­ря­дить пис­то­лет, на­по­до­бие пуга­ча или хло­пуш­ки: на­сы­пать нор­маль­ный за­ряд по­ро­ха и за­ткнуть ствол тон­ким пы­жом. То­гда вы­стрел зву­чал бы достаточно убе­ди­тель­но, но пу­ля не име­ла бы со­от­вет­ст­вующей си­лы.

Сде­лать это тай­ком бы­ло не­воз­мож­но, по­сколь­ку со­глас­но ду­эль­ным прави­лам се­кун­дан­ты обя­за­ны бы­ли:

за­ря­дить ору­жие со скру­пу­лез­ным вни­ма­ни­ем, и один пе­ред дру­гим. Ка­ж­дый из них дол­жен по­ка­зать про­тив­ной сто­ро­не ве­ли­чи­ну сво­его за­ря­да, срав­ни­вая од­ним и тем же шом­по­лом со­дер­жи­мое пис­то­ле­тов[636].

Ве­ро­ят­но, Ар­ши­ак от­кры­то пред­ло­жил Дан­за­су вос­поль­зо­вать­ся, по су­ти де­ла, един­ст­вен­ной воз­мож­но­стью как-то сни­зить ве­ро­ят­ность смер­тель­но­го ра­не­ния, снаб­див за­ря­ды сла­бым пы­жом. Ес­те­ст­вен­но, друг по­эта со­гла­сил­ся. Без­вы­ход­ность си­туа­ции, ее оче­вид­ная не­ле­пость по­зво­ля­ли при­бег­нуть к хитро­сти. Глав­ное же бы­ло со­блю­сти ра­вные условия - одина­ко­вое ко­ли­чество по­ро­ха и величину пы­жа у обоих противников.

Но ко­гда пис­то­лет по­эта по­пал в снег, ситуация рез­ко из­ме­ни­лась - ес­те­ст­вен­ный пыж из сне­га уси­ли­вал мощь пушкинского вы­стре­ла. Ес­ли бы за­ряд был пол­но­цен­ный, то это об­стоя­тель­ст­во вряд ли ко­го обес­по­кои­ло. Но в дан­ном слу­чае пис­то­лет сле­до­ва­ло ме­нять не­пре­мен­но. А как объ­яс­нить за­ме­ну? До ду­эли и на мес­те об этом не ду­ма­ли. Но по­сле тра­ге­дии, в пись­ме к Вязем­ско­му Ар­ши­ак по­пы­тал­ся до­го­во­рить­ся с Дан­за­сом. Свое об­ра­ще­ние к кня­зю он со­про­во­ж­дал прось­бой «пе­ре­дать это пись­мо г.Дан­за­су для его про­чте­ния и удо­сто­ве­ре­ния под­пи­сью».

Ар­ши­ак пред­ла­гал обыч­ный для по­доб­ных слу­ча­ев спо­соб пе­ре­ло­жить всю от­вет­ст­вен­ность на по­гиб­ше­го. Дес­кать, Пуш­кин по­про­сил, а Дан­тес не воз­ра­жал. По­че­му по­про­сил, те­перь уже ни­кто не уз­на­ет. Пря­мо­ли­ней­ный Дан­зас не по­нял хит­рость фран­цу­за, а по­то­му воз­му­тил­ся и на­пи­сал су­щую прав­ду:

Ни­ка­ко­го зна­ка ни со сто­ро­ны г. д'Аршиака, ни со сто­ро­ны г. Гек­кер­на (Дан­те­са) да­но не бы­ло.

А за­тем при­нял­ся про­сто, как во­ен­ный че­ло­век, вы­го­ва­ри­вать то­ва­ри­ща по ду­эли:

Что до ме­ня ка­са­ет­ся, то я по­чи­таю ос­корб­ле­ни­ем для па­мя­ти Пуш­ки­на пред­по­ло­же­ние, буд­то он стре­лял в про­тив­ни­ка с пре­иму­ще­ст­ва­ми, на ко­то­рые не имел пра­ва. Еще раз по­вто­ряю, что ни­ка­ко­го со­мне­ния про­тив пра­виль­но­сти об­ме­на пис­то­ле­та ска­за­но не бы­ло. Ес­ли бы оно мог­ло воз­ро­дить­ся, то г. д'Аршиак обя­зан был объ­я­вить воз­ра­же­ние и не ос­та­нав­ли­вать­ся зна­ком, буд­то бы от г. Гек­кер­на (Дан­те­са) по­дан­ным. К то­му же сей по­след­ний не ина­че мог бы уз­нать на­ме­ре­ние г. д'Аршиака, как то­гда, ко­гда бы оно бы­ло вы­ра­же­но сло­ва­ми; но он их не про­из­но­сил[637].

На­стаи­вая на том, «что ни­ка­ко­го со­мне­ния про­тив пра­виль­но­сти об­ме­на пис­то­ле­та ска­за­но не бы­ло», Дан­зас не­воль­но вы­да­вал се­бя. Вы­хо­ди­ло, что он са­мо­стоя­тель­но при­нял ре­ше­ние об об­ме­не пис­то­ле­та, не спро­сив раз­ре­ше­ния се­кун­дан­та про­тив­ни­ка, что бы­ло гру­бым на­ру­ше­ни­ем пра­вил ду­эли? Или же он дей­ст­во­вал, зная, что это не вы­зо­вет воз­ра­же­ний? То­гда его по­сту­пок вы­гля­дел впол­не объ­яс­ни­мым: со­глас­но пред­ва­ри­тель­ной до­го­во­рен­но­сти он вос­ста­нав­ли­вал ра­вен­ст­во сто­рон.

За­кон­чил пись­мо Дан­зас в при­ми­ри­тель­ном то­не, пре­крас­но по­ни­мая, что смерть по­эта бы­ла ро­ко­вым сте­че­ни­ем об­стоя­тельств:

Я от­даю пол­ную спра­вед­ли­вость бод­ро­сти ду­ха, по­ка­зан­ной во вре­мя по­един­ка г. Гек­кер­ном (Дан­те­сом); но ре­ши­тель­но от­вер­гаю, что­бы он про­из­воль­но под­верг­ся опас­но­сти, ко­то­рую мог бы от се­бя от­стра­нить. Не от не­го за­ви­се­ло ук­ло­нить­ся от уда­ра своего про­тив­ни­ка, по­сле то­го, как он свой на­нес. Ра­ди ис­ти­ны рас­ска­за при­бав­лю так­же за­ме­ча­ние на это вы­ра­же­ние: «Гек­керн (Дан­тес) не­под­виж­ный до тех пор - упал». Про­тив­ни­ки шли друг на дру­га гру­дью. Ко­гда Пуш­кин упал, то­гда г. Гек­керн (Дан­тес) сде­лал дви­же­ние, что­бы по­дой­ти к не­му; по­сле же слов Пуш­ки­на, что он хо­тел стре­лять, он воз­вра­тил­ся на свое ме­сто, стал бо­ком и при­крыл грудь свою пра­вою ру­кою[638].

И все же, по­че­му ра­на Пуш­ки­на ока­за­лась да­же внеш­не бо­лее серь­ез­ной, чем ра­на Дан­те­са. Не по­след­нюю роль здесь сыг­ра­ла раз­ность боевых по­зи­ций. Пуш­кин го­то­вил­ся к вы­стре­лу, а по­то­му сто­ял, слегка развернувшись к противнику. Дан­тес же, по­сле вы­стре­ла, принял обо­ро­ни­тель­ную стойку, то есть по­вер­нул­ся к поэту точ­но пра­вым бо­ком, ук­рыв грудь от пря­мо­го по­па­да­ния. К то­му же, во­ен­ный мун­дир ка­ва­лер­гар­да из плот­но­го сук­на, на­по­ми­наю­щий лег­кую сте­га­ную коль­чу­гу, мог вы­пол­нить роль амор­ти­за­то­ра. Пу­ля шла по ка­са­тель­ной к плос­ко­сти гру­ди и, столк­нув­шись с чем-то твер­дым – например, с той же пуговицей, ри­ко­ше­том от­ско­чи­ла в сто­ро­ну. Со­б­ра­ние условий ред­кое, но, похоже, они и бы­ли со­блю­де­ны.

Са­ма по се­бе пу­го­ви­ца, бель­е­вая или ла­тун­ная, не спас­ла бы Дан­те­са от ло­бо­во­го уда­ра. Но в дан­ном слу­чае она лишь слег­ка от­кло­ни­ла тра­ек­то­рию ослаб­лен­ной пу­ли, а плот­ный мун­дир смяг­чил си­лу толч­ка. В ре­зуль­та­те, кро­ме про­стре­лен­но­го пред­пле­чья на те­ле Дан­те­са спус­тя де­вять дней не на­шли да­же сле­дов серь­ез­ных уши­бов.

Считается, что па­де­ние обо­их про­тив­ни­ков опровергает вер­сию о пло­хо за­ря­жен­ных пис­то­ле­тах, что слабые пули не опрокинули бы их на землю. Од­на­ко, по­ста­вьте че­ло­ве­ка в уз­кую, в аршин шириной, толь­ко что вы­топ­тан­ную в глу­бо­ком сне­гу до­рож­ку, а за­тем слег­ка толк­ни­те его и по­смот­ри­те лег­ко ли бу­дет ему со­хра­нить рав­но­ве­сие?!

Еще од­но важ­ное за­ме­ча­ние, под­твер­ждаю­щее спра­вед­ли­вость пред­ло­жен­ной вер­сии, мож­но най­ти в очер­ке Д.А.Алек­сее­ва «Тай­ны ги­бе­ли Пуш­ки­на»[639]:

Ни­где по­том се­кун­дан­ты не рас­ска­зы­ва­ли, как... за­ря­жа­ли две па­ры пис­то­ле­тов, и этот не­при­мет­ный факт, соб­ст­вен­но, и на­толк­нул нас на раз­мыш­ле­ния.

Од­на­ко, раз­мыш­ле­ния эти при­ня­ли слиш­ком сво­бод­ный ха­рак­тер. Ав­тор ре­шил, что Дан­зас все за­ду­мал и про­де­лал са­мо­стоя­тель­но при не­ко­то­ром по­пус­ти­тель­ст­ве Ар­шиа­ка. Толь­ко по­сле тра­ге­дии, друг по­эта со­об­ра­зил, что ему сле­до­ва­ло бы не умень­шать, а, на­про­тив, уве­ли­чить за­ряд пис­то­ле­тов, посколь­ку, бла­го­да­ря сквоз­но­му ра­не­нию, Пуш­кин, воз­мож­но, ос­тал­ся бы жив. Утверждение спор­ное: раз­дроб­лен­ный таз, в до­бав­ле­ние к су­ще­ст­вующим раз­ру­ше­ни­ям, вряд ли уве­ли­чи­л бы шан­сы по­эта на вы­здо­ров­ле­ние. А вот другая догадка Алек­сее­ва, вытекающая из его смелых рассуждений, кажется более справедливой:

Как знать, не эти ли мыс­ли ста­ли впо­след­ст­вии для Дан­за­са ис­точ­ни­ком горь­ких ду­шев­ных тер­за­ний?.

Прав­да, ха­рак­тер этих тер­за­ний ме­нял­ся со вре­ме­нем. Сна­ча­ла Дан­зас пе­ре­жи­вал, что не дал Пуш­ки­ну унич­то­жить Дан­те­са. Чув­ст­во мес­ти и оби­ды за дру­га на­столь­ко ов­ла­де­ло им, что он сам хо­тел стре­лять­ся с ка­ва­лер­гар­дом. Но по­эт за­пре­тил мстить за се­бя, к то­му же Дан­зас по­ни­мал, что де­ло ре­шил случай.