Бронзовая птица

о: и крова, и семьи, и отца, и матери? Я спрашиваю: почему вы так жестоки и несправедливы к ним? В чем они провинились перед вами?

Он замолчал, ожидая ответа на свой вопрос.

Но ответом ему было общее молчание. Все избегали взгляда Бориса Сергеевича. У некоторых женщин даже слезы навернулись на глаза. Но они скрывали эти слезы и делали вид, что сморкаются.

Мальчики торжествовали. Здорово он сказал! Крепко получилось!

– Страна наша бедна, – продолжал Борис Сергеевич. – Но Советская власть делает все, чтобы вернуть детей к жизни, воспитать из них честных тружеников. В этом никто не сумеет нам помешать. Ни те, кто надеется на возвращение помещиков и бережет для них усадьбы, ни те, кто незаконно завладел землей и эксплуатирует крестьян.

Он строго посмотрел в ту сторону, где сидел Ерофеев. И все, кто был в зале, тоже обернулись туда.

– Короче говоря, – заключил Борис Сергеевич, – организация коммуны

– дело решенное. Я пришел сюда не для того, чтобы просить вашего согласия, а для того, чтобы нам всем подумать, как мы будем вместе жить и вместе работать. Хотите вы обсуждать этот вопрос – пожалуйста. Не хотите – я могу уйти. Но коммуна будет.

Слова попросил Ерофеев. Он вышел к сцене, снял фуражку, обнажив плешивую голову, и сказал:

– Очень правильно сказал товарищ, представитель насчет ребятишек. И мы тоже хотим, чтобы все было по справедливости. Чтобы, значит, и мы никого не обидели, и нам чтобы ни от кого обиды не терпеть. А вот насчет земли товарищ, представитель ничего не сказал. А с землей-то как будет – вот вопрос.

– Ни на чью землю коммуна не претендует, – ответил Борис Сергеевич,

– коммуне отойдет та земля, которая принадлежит государству и которой незаконно пользуются гражданин Ерофеев и некоторые другие граждане.

– Не я, а все общество пользуется. – Ерофеев широким жестом обвел зал.

Но та самая женщина в платке, которая кричала про коммунаров, тут же возмутилась:

– Мы этой земли и не нюхали! Всю заграбастал!

Не обращая на нее внимания, Ерофеев спокойно продолжал:

– Владеем по закону. На то и бумага из губернии есть.

Борис Сергеевич сказал:

– Мы знаем, гражданин Ерофеев, сколько вам стоила эта бумага.

Ерофеев метнул на него настороженный взгляд, потом развел руками:

– Про это нам ничего не известно.

– Значит, сейчас будет известно, – коротко ответил Борис Сергеевич и, обращаясь к залу, предложил: – Граждане, кто еще пользуется этой землей, тех попрошу встать.

Никто не встал. Все молчали. Только один старик вполголоса проговорил:

– Кто же ею пользуется… Известно кто…

Ерофеев неожиданно протянул вперед руки, повернул их ладонями вверх:

– Этими руками земля обработана. Разве я не трудящийся?

Женщина в платке вскочила со своего места:

– Ты этими руками только деньги считаешь!

Председатель Иван Васильевич ладонью постучал по столу:

– Граждане! Довольно пререкаться! Вопрос ясный: быть здесь трудовой коммуне из числа бывших беспризорных товарищей. А то, что некоторые свою