Последняя мистификация Пушкина
Последняя мистификация Пушкина читать книгу онлайн
хроника последних дней жизни Пушкина
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Что же касается остальных трех доказательств этой «преступной связи», то они так же эфемерны. В.Ф.Вяземской, достигшей к этому времени 80 лет, мы совсем не обязаны верить. Она, конечно, была озабочена лишь тем, чтобы снять всякое обвинение с себя (ведь ей Пушкин сказал о дуэли) и с своего дома[453].
Позволим не согласиться - выходит, воспоминаниям семидесятичетырехлетнего «маразматика» Трубецкого мы обязаны верить, как «настоящей записи версии самого Дантеса», а восьмидесятилетней Вяземской - нет? Думается, с учетом последнего замечания Ахматовой, рассказы княгини, записанные П.И.Бартеневым, как раз и отражают «настоящую запись» версии самих друзей поэта. Вот как она выглядела:
Хозяйством и детьми должна была заниматься вторая сестра, Александра Николаевна, ныне Фризенгоф. Пушкин подружился с нею и одно время отношения их были так близки, что внушали беспокойство друзьям. (Это же мне говорил и Соболевский, который полушутя напоминал Пушкину, чтобы он держал себя осторожнее с свояченицей.) Раз Пушкин взял у нее какой-то перстень с бирюзою, которая по суеверным толкам предостерегает от внезапной смерти, носил этот перстень и назад ей отдал. Потом взял у нее цепочку, и уже лежа на смертном одре поручил княгине Вяземской возвратить ей эту цепочку, но непременно без свидетелей. Александра Николаевна ни разу не приходила к умиравшему Пушкину одна, но всегда с сестрою. По кончине Пушкина кн. Вяземская исполнила это поручение его, и прибавила, что он приказал отдать цепочку именно без свидетелей. Та вспыхнула и сказала: «Не понимаю, отчего это![454]
Обратите внимание, Вяземская вовсе не осуждала поведение поэта и Александрины. Она даже подсказывала, что могло способствовать их близости - благодарность за совместное ведение хозяйства - хотя понятно, что это «оправдание» прежде всего унижало Наталью Николаевну, как хозяйку дома. Княгиню просто позабавило смущение Александрины и не более. Что уж тут особенного - возвращение крестика или цепочки! Кстати, и Соболевский не упрекал поэта в безнравственности, а лишь советовал быть осторожнее, то есть напоминал об ответственности, которую на себя брал поэт за будущее Александрины.
А вот как попал крестик к Пушкину - вопрос? Ахматова полагала, что это
может быть объяснено мотивами совершенно особого характера. Ведь Пушкин сказал Александрине (как единственному взрослому человеку в доме), что едет на дуэль; и она не могла не дать крестик; а он оставил этот крестик дома и перед смертью велел ей его вернуть[455].
Как-то театрально получается: этаким Сергием Радонежским при Дмитрии Донском предстает Александрина, член «партии Натальи Николаевны», отправляющая мужа сестры на смертельный поединок. И уж совсем невыразительно смотрится предложение не обсуждать «откровенья няньки»: «тем более что это, несомненно, все тот же крестик, про который пушкинская прислуга могла услышать». Напомним, как эти «откровения» описаны в книге Араповой:
Раз как-то Александра Николаевна заметила пропажу шейного креста, которым она очень дорожила. Всю прислугу поставили на ноги, чтобы его отыскать. Тщетно перешарив комнаты, уже отложили надежду, когда камердинер, постилая на ночь кровать Александра Сергеевича, - это совпало с родами его жены, — нечаянно вытряхнул искомый предмет. Этот случай должен был неминуемо породить много толков, и хотя других данных обвинения няня не могла привести, она с убеждением повторяла мне: - Как вы там ни объясняйте, это ваша воля, а по-моему - грешна была тетенька перед вашей маменькой!.[456]
Как-то отчетливо не совпадает это описание с тем, что происходило в доме умирающего поэта. На ту же мысль наталкивают и временные указания из рассказов Вяземской: «одно время», «Соболевский... напоминал».
Соболевский уехал за границу в начале августа 1836 года и до смерти поэта в Петербурге не появлялся, так что его «напоминания» были сделаны гораздо раньше дуэльной истории. Вот и у няни звучит: «раз как-то», «это совпало с родами его жены», а рожала Наталья Николаевна дочь Наталью 23 мая 1836 года. Только Пушкин при этом не присутствовал - с 29 апреля он находился в командировке в Москве, а до этого был занят похоронами матери. И в момент рождения третьего ребенка - сына Григория - 14 мая 1835 года - Пушкин тоже выехал из Петербурга, правда, совсем ненадолго - с 6-го по 15 мая, и произошло это при довольно странных обстоятельствах. Его необычный вояж в Михайловское вызвал тогда много недоуменных вопросов у родных и близких.
Поэт писал теще, что
принужден был по своим делам съездить во Псковскую деревню».[457]
Мать же Пушкина в письме к дочери придерживалась другого мнения:
Александр третьего дни уехал в Тригорское ...Ты, быть может, подумаешь, что это за делом, - вовсе нет: ради одного лишь удовольствия путешествовать, - и по такой плохой погоде! Мы очень были удивлены, когда он накануне отъезда пришел с нами попрощаться. Его жена этим очень опечалена. Признаться надо, братья твои чудаки порядочные и никогда чудачеств своих не оставят[458].
Спустя десять дней Надежда Осиповна вновь вернулась к этой теме:
Д-р Кошец встретил Александра на боровичской станции, когда он отправился в Тригорское; твой брат был, по словам Кошеца, очень озабочен, рассеян[459].
В Тригорском Пушкина тоже не ждали. Осипова вспоминала:
Кажется, в 1835 г., - да, так точно,— приехал он сюда (в Тригорское) дня на два всего, - пробыл 8 и 9 мая - приехал такой скучный, утомленный[460].
А.Н.Вульф писала 24 мая 1835 г. сестре Е.Н.Вревской из Петербурга:
Ты была удивлена приездом Пушкина и не можешь понять цели его путешествия. Но я думаю, - это просто было для того, чтобы проехаться, повидать тебя и маменьку, Тригорское, Голубово и Михайловское, потому что никакой другой благовидной причины я не вижу[461].
Так что, если у Пушкина что-то и было с Александриной, то обнаружилось это накануне его отъезда из Петербурга - 5 мая 1835 года. Александрина допустила оплошность, громогласно объявив о пропаже шейного креста. Вероятно, она грешила на слуг и не сразу сообразила, где могла его потерять. После обнаружения креста в постели, Пушкину ничего не оставалось, как объявить его подарком Александрины, а последней - сослаться на провал в памяти. Наталья Николаевна, как известно, с тяжелым сердцем приняла эту версию. Напряжение от двусмысленного и неловкого положения сохранялось, и Пушкин в расстроенных чувствах бросился прочь из Петербурга от греха подальше. Потом, когда все улеглось, поэту пришлось спрятать крестик Александрины подальше, чтобы не вызывать лишних вопросов.
Анна Андреевна Ахматова и не подозревала сколько горькой иронии содержало ее последнее утверждении:
Что же касается нежелания Пушкина проститься перед смертью с Азей, то оно вовсе не свидетельствует о связи, а наоборот, потому что иначе он бы, зная, что умирает, вероятно, захотел бы попросить у нее прощенья[462].